Европа в окопах

— Первые два, что несут горящие фонари, — это придворные шталмейстеры, затем, за эскадроном кавалерии, тот одинокий мужчина в черном на черном коне — так называемый «придворный всадник», сейчас я не буду отнимать у вас время на объяснение, что он символизирует… Теперь приближается пароконный экипаж, это придворные камердинеры, а за ними в двух повозках флигель-адъютанты. В том экипаже с шестиконной упряжкой едут генерал-адъютанты…

Когда уже были упомянуты капитан личной гвардии, гофмаршал венгерского двора, первый гофмаршал австрийского двора, верховный гофмаршал и другие сановные особы, госпожа Шенбек стала проявлять явные признаки нетерпения. Она была разочарована, поскольку вопреки высоким должностям все эти сановники были в конце концов лишь слугами императора, а она-то надеялась увидеть во главе процессии самых высокопоставленных гостей и различные делегации.

Шпицмюллер усмехнулся:

— Видите ли, милостивая госпожа, когда в древнем Египте хоронили фараона, то целая толпа его служителей и ремесленников шла перед ним в гробницу, чтобы и в загробном мире быть к его услугам. Египтяне были отличными экономистами и, чтобы не лишаться полезных работников, вместо живых рабов посылали в фараонову могилу глиняные фигурки, но ведь это ничего не меняет, принцип остается тот же, да и не один только принцип.

А тем временем под окнами маршировали отряды дворцовой личной стражи, отряд конных гвардейцев, на сей раз спешенных, отряд императорских драбантов… Однако мостовая не гудела под чеканными ударами сапог — парадный похоронный шаг был длинный, медленный и лишь слабо шелестел по камням.

А дальше… госпожа Шенбек вывесилась из окна…

Приближались погребальные дроги с гробом.

Тянули их восемь вороных — черных как уголь. Они шли легко, пританцовывая на нервных ногах, усмиряемые уздечками шталмейстеров, сидевших в седлах на последней паре. Над лбом каждого животного развевался султан из черных страусовых перьев, а поскольку кони при каждом шаге взмахивали головами, получалось, как будто они одобрительно кивают, сознавая всю важность обряда, в котором принимают столь значительное участие.

— Да ведь они красные! — воскликнула пораженная госпожа Шенбек.

— Да, по испанскому придворному церемониалу… — успокоил ее министр.

Погребальные дроги действительно сияли алой и золотой краской на лаке столбцов, колес и балдахина, на тяжелых складках ниспадающей с гроба материи. И в ту самую минуту — госпожа Шенбек сочла это за особый знак свыше, хотя такое уже несколько раз случалось и прежде — солнце прорвало тучи, и в нем заполыхали пурпур бархата и позолота бахромы, бордюр и шнуровка на форменных мундирах гвардейцев и представителей разных родов оружия, в качестве почетного караула вышагивавших по бокам погребальных дрог: четверо личных лакеев усопшего Величества с пылающими восковыми факелами, четверо пажей, гвардейцы из парадной стражи с серебряными топориками алебард над головами, дворцовые гвардейцы в длинных белых свисающих с плеч плащах, под которыми при каждом шаге просвечивал пурпур мундиров с золотым галуном, венгерская гвардейская личная стража в переброшенных через одно плечо леопардовых доломанах, с перьями райских птиц на меховых шапках…

По случайности именно в этот момент советник Шенбек посмотрел на хозяина дома…

Шпицмюллер стоял словно окаменев, ни один мускул на его лице не дрогнул — он весь ушел в созерцание погребальных дрог. Этот пристальный интерес, совершенно явный и ненаигранный, так поразил Шенбека, что даже на какой-то миг отвлек от наблюдения за кортежем. Неужели этот умник, как он часто называл в душе хозяина дома, неужели он…

Но его раздумья были прерваны самим Шпицмюллером, отвернувшимся от окна, под которым уже проходили следующие за катафалком новые отряды гвардейцев, телохранителей из парадной стражи, австрийской гвардейской конницы, роты пехотинцев и эскадроны драгун.

— Любезный друг, — обернулся он к статскому советнику, — у вас как раз хватит времени, чтобы добраться до собора святого Стефана. Я охотно предложил бы вам свою машину, но при таком скоплении народа на улицах вы гораздо быстрее попадете туда пешком. Несколько шагов — и вы на Ротентурмштрассе. Можете пройтись со всеми удобствами и попадете в общество своих коллег прежде, чем к собору подойдет кортеж. Нет, нет, милостивая госпожа, вы с уважаемым сыном тут, безусловно, останетесь и будете моими гостями. Там, с тротуара, вы ничего не увидите, а ваш супруг и отец по возвращении все нам расскажет.

Полагаю, вы у нас отужинаете. А потом я прикажу отвезти вас домой.