Европа в пляске смерти

— Может быть. Мы, конечно, не были уполномочены давать им какие бы то ни было гарантии. Но что делать? Все-таки надо сказать, что мы и теперь помогаем. Только это стало затруднительным. Сообщений с Бельгией у нас нет почти никаких. Нас спрашивают о потерянных родственниках, например. А что мы можем знать? Мы публикуем в газетах, справляемся через испанцев, голландцев. Все в большинстве случаев тщетно. Ну, а как русские во Франции, в Париже?

Я коротко рассказал.

— Теперь сообщение с Россией наладилось. Хотя мы долгое время были здесь без газет. Поскольку можно судить издалека, в России наблюдается известное сближение самых различных элементов. А в Бельгии в этом отношении происходят вещи прямо изумительные. Нигде отношения представителей отдельных партий не были так отравлены взаимной враждой, а теперь все работают дружно и личные отношения установились прекрасные. Вот вам характерный анекдот. Военный министр уведомил меня, что знаменитый Вандервельде³⁷ хочет отправить телеграмму русским социалистам Государственной думы³⁸. Телеграмму, которая могла бы быть полезной для нынче общего всем дела. Я решил просмотреть ее, чтобы облегчить ей прохождение сквозь цензуру. Но знакомиться официально с Вандервельде мне все же было неудобно. Однако в военном министерстве устроили так, что мы встретились. Все-таки нас друг другу не представили. Я сел вблизи его и закурил, а потом говорю: — Вас не стесняет папироса? Мы, русские, не можем не курить. — Вы русский? — Я — посол, князь Кудашев. — А! Очень приятно. А я — Вандервельде. Тут мы заговорили. Заговорили и о телеграмме. Тут же, сейчас и стали читать ее вместе. Оба мы близоруки, нагнулись над ней, а чиновник входит — изумился. А я и говорю: вот вам, представитель социализма. и русский посол работают вместе, как лучшие друзья! И какой оратор этот Вандервельде! Один ярый консерватор бельгиец говорил мне недавно: — Избегаю его слушать! — Почему? — спрашиваю. — А потому, что, когда он говорит, я не могу с ним не согласиться. Да, война принесла с собой мир внутри наций.

— Думается, не надолго, — сказал я.

— Кто знает? Я надеюсь, что найдется почва для некоторого взаимного понимания. Недавно я говорил об этом с королем Альбертом, выражал сомнение в прочности гармонии. Но король мне сказал: «Знаете, после войны нам придется столько восстановить, столько преобразовать, что ссориться будет некогда».

Посол поблагодарил меня за доставленные сведения, и я ушел.

«Киевская мысль», 2 декабря 1914 г.

Во Франции *

Во Франции начинается кампания в пользу беглецов из Бельгии. В своем органе «La guerre Sociale» Густав Эрве¹ помещает целый ряд статей, в которых он, указывая на пример России, устроившей различные дни сборов в пользу различных нужд, связанных с войной, призывает также и во Франции сделать День свободной Бельгии. «Париж, — пишет он, — обнаружит, конечно, все свое высокое гостеприимство. В афишах, которые будут расклеены по поводу этого дня на улицах, Париж должен воспользоваться удачными словами, которые выкрикивали в Брюсселе уличные мальчишки: „Бельгия временно закрыта, по случаю расширения занимаемого ею помещения“».

Вообще между французами и бельгийцами установились хорошие отношения. Публика то и дело, встречая выздоравливающих солдат в бельгийской форме, устраивает им восторженные манифестации.

На почве трогательного отношения к бельгийцам возникают иногда просто смехотворные проекты, свидетельствующие, однако, о добром сердце их авторов. Я слыхал, как монархисты говорили о возможном отречении претендентов на французский престол в пользу бельгийского короля Альберта. Или, например, предложение того же Эрве о передаче Константинополя Бельгии. Во всяком случае здесь царят общие и единодушные симпатии к бельгийцам, как к самому народу, так и к королю, и к королеве.

Я присутствовал на двух крупных торжествах, связанных с настоящими событиями: на смотре будущих солдат-бойскаутов и на траурной мессе в соборе Парижской богоматери.

Последнее торжество представляло собой величественное, но в то же время печальное зрелище. Тысячи женщин в трауре изливали свое горе в горячих молитвах, а кардинал Аметте произнес речь на тему «Не плачьте, как те, которые лишены надежды». Он говорил о надежде на победу здесь, на земле, и о… загробной жизни…

Вообще религиозные настроения усиливаются во всей Франции. Духовенство пользуется большим вниманием со стороны правительства и в высшей степени корректным отношением со стороны светских элементов. Правая печать попыталась было использовать положение в интересах католицизма, но даже «Тан» настаивала, что правительство должно придерживаться нейтралитета по отношению ко всем религиям в стране. Конечно, более чем вероятно, что правые элементы после войны значительно усилятся в стране, но высказываемые здесь опасения грядущей реакции все же представляются мне преувеличенными.