Европа

Фатум решил передохнуть и ради развлечения воспроизвести ту самую партию, которую Капабланка проиграл Алехину в 1931-м. Он передвигал фигуры на бескрайнем поле своей памяти и наслаждался тем, как в борьбе черных и белых подтверждалось его мастерство, ведь все ходы зависели только от него. Фатум виртуозно ставил шах и мат и обожал два эти слова: они напоминали о его победах. День был чудесный, напоенный солнцем, и мир расслабился, а люди на минуту забыли свои страхи, как и всегда, когда хозяин бывал занят другими делами. Фатум сделал ход конем с f3 на е5, предрешивший поражение Капабланки, хотя тот не пожелал сдаваться, с довольно смешным, но, в сущности, трогательным упрямством человека, который до последнего надеется — замечательное выражение, так веселившее мэтра, — «взять инициативу в свои руки». На подносе в беспорядке лежали остатки завтрака, им самим приготовленного, и Барон, как всегда, пребывал в дурном настроении из-за того, что привилось унизиться до вульгарного приема пищи. Он отодвинул шахматную доску и закурил сигару. На нем был халат бутылочного цвета и черный ночной колпак, усеянный звездочками, как у некроманта, — подарок Нострадамуса. Барон давно был знаком с ним и сообщал прорицателю о наиболее значительных событиях, происходящих в мире, чтобы тот мог изумлять людей своим пророческим даром. Нострадамус совершенно не умел предвидеть будущее и предсказывал роковой ход истории благодаря вовсе не каким-то сверхъестественным способностям, а любезности Барона, из милосердия помогавшего старому придворному аптекарю, который томился в башне, служившей ему обсерваторией. Увы! Нет ничего сильнее искусства, и Барон вспоминал, что Гёте сам послал свое детище Мефистофеля к Фаусту, чтобы сделать его вечно молодым в обмен на то, что позарез было нужно веймарскому мудрецу и питало его литературные труды. И действительно, «Фауст» нисколько не постарел.