— Кажется, вы не помните этого, но мы с вами не раз пересекались в галерее господина де Сен-Жермена, хотя нас так и не представили друг другу… Нет, он, конечно, не имеет никакого отношения к своему знаменитому однофамильцу восемнадцатого века, хотя месье заявляет, что это его родственник… Ну да ладно.
Он замолчал и беззастенчиво, почти с вожделением, уставился на Дантеса. Всегда находишься в совершенно невыгодной позиции, когда сидишь в низком кресле, а на вас сверху враждебно напирает стоящий человек.
— Я здесь, чтобы оградить вас от многих несчастий, — снова заявил Нитрати. — Перед человеком вашей культуры и вашего образования я, конечно, не позволил бы себе кичиться тем даром предсказывать будущее, — вы знаете, телепатические способности сегодня признаются наукой, — которым меня наградило небо. Но если вы не перестанете сходить с ума по моей любовнице, у вас будут большие неприятности. То, что вы ее любовник, нисколько меня не тревожит, напротив: я бы не отказался посмотреть на ваши любовные игры. Я очень… любопытен до естественных проявлений. Я всегда с симпатией относился ко всем ее бесчисленным любовникам, беспрестанно сменявшим один другого, к тому же она никогда не скупилась на проценты, которые мне приносила от тех, кого я сам приводил ей. Возьмем хотя бы этого банкира из Дюссельдорфа… Но оставим… На этот раз, видите ли, все серьезнее. Она собирается все оставить, и
Он достал из кармана пачку фотографий и бросил их на газету, развернутую на коленях у Дантеса. Молодой человек к ним даже не притронулся. Им овладел страх.
— Посмотрите-посмотрите, и внимательно изучите их, — посоветовал Нитрати. — Проникнитесь ими. Честно говоря, я оказываю вам неоценимую услугу…
Дантес взял в руки фотографии. Для него так и осталось загадкой, как он нашел в себе силы и самообладание, чтобы просмотреть их все, одну за другой, до последней, не завопив от ужаса, не бросившись прочь. В нем оставалась одна лишь пустота, и в этой пропасти — бесконечное падение разбитого сердца. На фотографиях они с Мальвиной были сняты в объятиях друг друга и в разных позах, что, представленное таким вот образом, в черно-белом свете, без каких бы то ни было оправданий и скидок на большие чувства, превращалось в неоспоримую улику для позорного процесса. Не узнать его на этих снимках было невозможно, и, рассматривая обстановку, в которой находились эти обнаженные тела, он отдал себе отчет, что фотограф имел доступ в их самые укромные места свиданий. Должно быть, Нитрати заметил на лице молодого человека внезапное, мучительное сомнение…
— Нет-нет, — ободряюще сказал он. — Я не стану утверждать, что Мальвина участвовала в заговоре. Просто у меня большой опыт в делах такого рода. Ко мне часто обращались в весьма важных политических случаях, в частности и при фашистах; так что у меня выработалась профессиональная привычка собирать досье… Вы позволите избавить вас от дальнейшего испытания смотреть на все это — я понимаю, как тяжело это для молодого человека, который пока еще так мало видел в жизни, — сказав вам, что у вас просто нет выбора?
Дантес бросил эту стопку в огонь, прекрасно сознавая всю наивность своего жеста. Шантажисты всегда люди предусмотрительные. Нитрати негромко рассмеялся.
— Конечно, — сказал он. — Такова всегда первая реакция… Могу вас заверить, что если вы порвете с Мальвиной фон Лейден, я верну вам негативы. Я не стану давать вам честное слово: я серьезный человек. Вы же понимаете, для меня совершенно невыгодно наносить такой удар, да еще без вознаграждения, общественному положению женщины, от которой я получаю самую большую выгоду… Но я вижу по вашему бледному лицу, что вам сейчас нужно уединиться, сосредоточиться, чтобы поразмыслить и принять разумное решение. Так что позвольте откланяться, месье. Мне жаль, что пришлось воспользоваться подобными средствами, но помимо дел есть еще и любовь… О! Любовь! На что только мы не идем, и так далее, и тому подобное…