Европеана. Краткая история двадцатого века

В начале века многие верили в позитивизм, электричество, изобретения, биологию, эволюцию млекопитающих, психологию и социальную физику, которую называли социологией, и ученые считали, что с использованием новейших знаний и сведений, которые современная наука предоставляет человечеству, можно будет довести человеческую природу до совершенства и построить новый, более рациональный и гуманный мир. А на переломе девятнадцатого и двадцатого веков распространилась евгеника, которая изучала возможности усовершенствования рода человеческого. Евгеники говорили, что в человеческом роде, помимо здоровых и полноценных особей, существуют также неполноценные, сумасшедшие, уголовники, пьяницы, проститутки и т. д., и что они тормозят развитие человеческого вида. И предлагали правительствам принять закон, позволяющий отстранить от развития человеческого рода тех, кто биологически дефектен и страдает врожденной или наследственной склонностью к асоциальной жизни. Они говорили, что биологически дефектные особи должны быть стерилизованы, чтобы устранить изъян и сохранить здоровое ядро. Еще они разрабатывали статистику и говорили, что, к примеру, у восьмидесятитрехлетней алкоголички будет всего 894 потомка, из них 67 уголовников-рецидивистов, 7 убийц, 181 проститутка, 142 попрошайки и 40 сумасшедших, т. е. всего 437 асоциальных элементов. И подсчитали, что эти 437 асоциальных элементов обойдутся обществу в ту же сумму, что постройка 140 доходных домов. Позже нацисты рассудили, что стерилизация, кастрация, принудительные аборты и пребывание в специализированных учреждениях тоже стоят обществу денег, которые можно применить с большим толком, и что проще всего было бы вообще устранить асоциальные элементы из человеческого рода путем эвтаназии. (Асоциалы) Более 200 000 асоциальных элементов было заключено в концлагеря и умерщвлено в газовых камерах, и это позволило нацистам пустить в действие и опробовать газовые камеры еще до объявления об окончательном решении еврейского вопроса. Асоциальные элементы носили в концлагерях на груди черный треугольник, а евреи носили желтую звезду. Политические заключенные носили красный треугольник, а гомосексуалисты, составляющие особую категорию асоциальных элементов, носили розовый треугольник.

После первой мировой войны начали ставить памятники павшим воинам, чтобы о них помнили. Историки говорили, что памятники павшим воинам существовали еще до первой мировой войны, но только в двадцатые годы они стали в западной культуре универсальным символом памяти, а скульпторы и каменотесы радовались, что у них много заказов. Памятники павшим создавались преимущественно в виде стелы или обелиска. Наверху помещались петух, или святой Георгий, или орлица, в зависимости от того, какой национальности были солдаты, посередине воин с оружием и спокойным и решительным выражением лица, а внизу женщины с детьми, и антропологи и этнологи говорили, что это характерно для индоевропейской культуры. (Индоевропейская культура) Имена павших воинов обычно были выбиты в алфавитном порядке. Чаще всего на памятниках писали РОДИНА, ГЕРОИ, МУЧЕНИКИ и ПОМНИ! Иногда на памятнике также была надпись БУДЬ ПРОКЛЯТА ВОЙНА! А в некоторых местах ставили памятники и тем воинам, которых во время войны осудили на смертную казнь или послали в концлагерь, потому что они не хотели выполнять приказ. А в 1916 году в Ювенкуре казнили солдата, не имевшего форменных брюк и отказавшегося снять брюки с павшего товарища и надеть их, потому что они были грязные и запачканы кровью. А в 1920 году французы придумали памятник неизвестному солдату с вечным огнем, который имел большой успех в Англии и в Бельгии и в Италии и в новых странах, у которых еще не было истории, в Чехословакии, Югославии и т. д. (Неизвестный солдат.) Неизвестным солдатом мог стать воин, которому вражеская пуля раздробила идентификационный знак, или солдат, которого завалило землей, или солдат, которого затянуло в трясину. Один бельгийский солдат у Кортрийка по колени увяз в болоте, и четверо товарищей не могли его вытянуть, а все кони погибли. А когда спустя два дня они отступали по той же дороге, солдат был еще жив, но из болота торчала только его голова, и он уже не кричал.