Европеец. Журнал И. В. Киреевского. 1832

Приложения

Л. Г. Фризман. Иван Киреевский и его журнал «Европеец»

I. Начало

Иван Киреевский родился 22 марта 1806 г. в Москве. Он был выходцем из старинного дворянского рода, владевшего обширными поместьями в Белевском уезде Тульской губернии. Там находилось и село Долбино, пожалованное в начале XVII в. за осадное сидение его предку — белевскому дворянину Василию Семеновичу. Здесь будущий критик провел детские годы. Его отец, Василий Иванович Киреевский (1773–1812), был широко образованным человеком с разносторонними интересами. Он владел пятью языками, увлекался естественными науками и медициной, ставил физические и химические опыты, лечил тех, кому случалось обращаться к нему за помощью. В доме была богатая библиотека. Василий Иванович «сам переводил и даже печатал романы и другие мелкие литературные произведения того времени». Он служил в гвардии, ушел в отставку в чине секунд-майора, а в 1805 г. женился на Авдотье Петровне Юшковой (1789–1877). Когда началась Отечественная война, В. И. Киреевский перевез семью в Орел, а сам отдался приведению в порядок местного госпиталя, переполненного ранеными. Он вложил в это и свои средства, и способности медика. Самоотверженность, проявленная В. И. Киреевским в те дни, стоила ему жизни: он заразился тифом и 1 ноября 1812 г. скончался.

Авдотья Петровна возвратилась в Долбино. На руках 23-летней вдовы было трое детей: в 1808 г. она родила младшего сына Петра, в будущем известного фольклориста, собирателя народных песен, археолога, археографа, переводчика, а в 1811 — дочь Марию. Сюда же в начале 1813 г. переехал В. А. Жуковский, преданно и заботливо помогавший своей племяннице: Авдотья Петровна была внучкой Афанасия Ивановича Бунина — отца поэта. Но намерение Жуковского посвятить себя воспитанию маленьких Киреевских не осуществилось. В конце 1815 г. он покинул Белев и больше туда не вернулся. В его стихотворении «Прощание» запечатлена трогательная сцена, позволяющая ощутить, сколь нежные чувства связывали Жуковского с его маленькими воспитанниками и особенно с «Ваничкой»:

Мой ангел — Ваничка с невинной красотою,
С улыбкой милой на устах,
С слезами на глазах,
Боясь со мной разлуки,
Ко мне бросающийся в руки,
И Машенька, и мой угрюмый Петушок,
Мои друзья бесценны…
Могу ль когда забыть их ласки незабвенны!

Связи между Жуковским и Киреевским, зародившиеся в детские годы будущего критика, не прерывались на протяжении всей их последующей жизни. У Киреевского было много любящих и преданных друзей, но вряд ли кто-нибудь заботился о нем так неустанно и сделал для него так много, как Жуковский.

Дело было не только в помощи или заступничестве, но прежде всего в том влиянии, которое постоянно оказывал Жуковский на духовную жизнь Киреевского. В 1830 г., рассказывая матери об одной из бесед с поэтом, Киреевский заметил: «При нем невольно теплеешь душою, и его присутствие дает самой прозаической голове способность понимать поэзию. Каждая мысль его — ландшафт с бесконечною перспективою».

Об отношениях Жуковского с Киреевским много говорит М. А. Максимович в статье «Краткая биография И. В. Киреевского». Статья эта писалась в 1860–1861 гг.[1], осталась незавершенной и в печати не появилась. Беглое перечисление общеизвестных фактов биографии критика и пересказ содержания его статей 1840—1850-х годов не представляют большого интереса. Зато, описывая молодые годы Киреевского, Максимович опирается на собственные воспоминания и сообщает немало ценного, помогающего расширить наши представления о жизни Киреевского и его окружении.

«Несколько месяцев под влиянием самого Жуковского, — говорит Максимович, — довершили в юной душе Киреевского поэтический строй и утвердили в нем любовь к Литературе, как залог жизни. Поучительною школою будущему писателю осталась и эта тетрадь „Долбинских стихотворений”, — из которой видно, с каким трудом вырабатывался каждый стих Аббадоны, Теона и Эсхина и некоторых других произведений Жуковского…» Требовательность Жуковского к себе передалась и его воспитаннику: «Киреевскому глубоко запало в душу это правило, бывшее отчасти причиною и тому, что он позднее других московских товарищей своих явился на литературном поприще и что многое из начатого оставалось неконченным и истреблялось…»