Европейская часть

Много ли найдется на пространстве от Калининграда до Владивостока тех, кто прочел "Критику чистого разума" и две другие кантовские "Критики"? А в начале 90-х обсуждали переименование города в Кантоград. Почему-то Кант в качестве гения места Кенигсберга, ставшего Калининградом, усиливает никуда не девшееся за полвека ощущение военной трагедии, непреходящее чувство послевоенной драмы. Чудом избежавший бомб и снарядов, изысканно прусский Гердауэн потрясает одним лишь именем - Железнодорожный. Курхаус в Светлогорске (бывш. Раушене) нелеп, как полвека назад был бы нелеп в Раушене (буд. Светлогорске) курзал. Странно, но за десятилетия не исчезает историческая неловкость жизни на чужой, пусть и по праву, по атавистическому праву силы занятой земле. Не случайно потомки русско-белорусских переселенцев по всей области собирают восточнопрусскую старину. В любом месте с руинами тевтонских замков - общества с древними гербами и турнирами в доспехах. Достопримечательность Черняховска-Инстербурга - местный электрик по имени Рыцарь Гена.

Поиски корней - но чьих? На земле, по карте которой пройдено ластиком, а по стертому написано заново: Зеленоградск, Светлогорск, Озерск, Славск, Правдинск. Страна Незнайки.

Навечно временный русский Кенигсберг пребывает умонепостигаемой вещью в себе - как и учил здешний уроженец, четыре года бывший подданным России. Остается, повинуясь категорическому императиву, нанизывать множащиеся антиномии. Театр кукол в кирхе Святой Луизы. Крошечный Ленин в курортном Кранце. Бетонный гастроном поселка Рыбачий - Росситена, упомянутого в рассказе кенигсбергца Гофмана. Левитановски золотые березы, со вспышками красных кустов и штрихами нежелтеющей черной ольхи вдоль дороги на Куршскую косу. Выставка "Земные облака" - "творчество душевнобольных пос. Прибрежный и гор. Гамбург". В музее янтаря - кенигсбергские шкатулки, подсвечники, распятия, калининградские ледоколы, спутники, сталевары. Серый бетон над темно-серой брусчаткой. Собор на острове Кнайпхоф, который, с тех пор как совершенно опустел, обрел в виде компенсации прописную букву - Остров.

Собор восстановлен, внутри пуст, как Дом советов, но ухожен и элегантен снаружи. В башне - музей Канта с книгами, гравюрами, мраморным бюстом, книгой записей.

"Мне, моей сеструхе Рите и нашим любимым бабушкам очень понравилось. Кант был великим человеком. Алина".

"Мы очень ошеломлены собором и Кантом. Экипаж эскадренного миноносца "Настойчивый".

"Любимому Канту - Оля".

"Приехали из Удмуртии. Загорали, купались, а сегодня знакомимся с Кантом. А сколько еще впереди!"

"Нам очень понравилось, особенно Кант. Мы даже с ним сфотались. Он был в бескозырке. Матросы Балтфлота".

В Пилькоппене на Косе - коттеджи с каминами и глинтвейном. Глинтвейн вкусно готовят в баре пансионата с голубой вывеской "Пункт питания", и становится ясно, что это не Пилькоппен, а все же Морское. Вечером у плоской белесой воды - все почти как в детстве на пляже другого балтийского залива, на янтарной охоте со спичечным коробком в руке. Под довоенной сигнальной мачтой из черной оружейной стали с флюгером-крестом - рыбаки общеевропейского облика, так что в первую минуту озадачивает их русский без акцента: "Да не, какая рыба, это только с утра будет, мы так стоим". Радушно протягивают пачку "Эр-один": "Закуривайте, у нас вот только говно немецкое".

Облачко немецкого дыма. Звездное небо над головой, нравственный закон внутри нас. За дюнами - город Канта в бескозырке, бетонная критика чистого разума.

Джон Григорьевич

После четырех часов катания и ходьбы по Ярославлю экскурсовод Марина предлагает: "Можно еще поехать в музей "Музыка и время", первый частный музей России" - "Лучше посидеть в симпатичном месте. Вот вчера в "Руси" на Кирова давали сказочную уху с грибами, да еще в каком-то древнеримском декоре. Не знаете чего-нибудь подобного?" - "В "Руси" не была и вообще по ресторанам не очень. А в том музее хорошая коллекция часов, утюгов, граммофонов, колокольчиков. И сам Джон Григорьевич человек примечательный". - "Как вы сказали?" - "Джон Григорьевич Мостославский". - "Немедленно едем!"

К Волжской набережной машина сворачивает у "лощенковского" магазина. На фасаде белого классицистского здания с треугольным фронтоном и восемью колоннами ионического ордера - голубая вывеска "Продукты". Это была Космодемьяновская церковь, потом продмаг, в который ходили домочадцы жившего за углом ярославского Брежнева - Лощенкова. В другом государстве в другую эпоху магазин так и остался "лощенковским", а говорят, нет у народа исторической памяти.