Читаем Европейская мечта. Переизобретение нации полностью

Таким образом, холодную войну выиграли не только американцы, но и европейские политики, которые в 1975 году подписали Хельсинкский Заключительный акт; и не только капитализм, но и восточноевропейские диссиденты, которые вступились за права человека и подготовили конец конфликта между Западом и Востоком. Правозащитник Гашпар Миклош Тамаш, живший в Румынии при Николае Чаушеску, недавно еще раз подтвердил это: «Многие политологи утверждают, что изменение системы произошло извне и сверху. Чепуха. Пусть не весь народ изменял систему, но нас тогда было два-три миллиона человек, существовали клубы, шли дискуссии, собрания, демонстрации, в обществе происходило невероятное брожение. Неукротимое стремление к свободе с 1989 года, пафос свободы – прекрасное было время. Это останется навсегда»[72].

Рождение нового правозащитного движения в ответ на террор военных диктатур в Южной Америке

В 1970-е годы США «забыли» о своей ответственности за права человека, ввязавшись ради обеспечения себя сырьевыми ресурсами в так называемые «грязные войны» в Южной Америке и поддержав тамошние военные хунты, которые в борьбе с неугодными лидерами собственного народа использовали насилие и пытки. Излюбленным средством государственного террора стало массовое «исчезновение» людей. В этих драматических обстоятельствах права человека были не только демонстративно попраны, но и заново восстановлены. Репрессии заставили выйти на политическую сцену деятелей, которые совсем не были похожи на прежних героев политических движений вроде Че Гевары или Хо Ши Мина. Они не говорили на языке политических идеологий и даже не были мужчинами. Матери и бабушки, собиравшиеся каждый четверг днем на площади Мая в Буэнос-Айресе[73] в период с 1977 по 1983 год, выдвигали одно-единственное требование: они лишь хотели знать, что стало с их «исчезнувшими» детьми. Их процессии производили сильное впечатление. Надев белые головные платки и держа плакаты с фотографиями сыновей и внуков, они медленно двигались по большому кругу[74], потому что стоять и устраивать собрания на площади было запрещено. Упорство, с которым они повторяли свои вопросы и требования, делало их публичными свидетелями тайных преступлений государства. Моральный призыв этих беззащитных людей привлек к себе внимание всего мира еще до появления интернета и привел в 1983 году к падению аргентинского террористического режима.

Модель «комиссий правды» родилась в Южной Америке, где такие страны, как Аргентина, Чили, Уругвай и Бразилия, совершили в 1980-е и 1990-е годы переход от военной диктатуры к демократии. Жертвы этих диктатур, апеллируя к правам человека как глобальной парадигме, ввели новые политические понятия: «нарушение прав человека» и «государственный терроризм»[75]. На основе этих ценностей и понятий создавались новые комиссии для расследования, из которых позднее возникли комиссии правды и примирения. Они исходили из преобразующей силы исторической правды и важности активной работы с памятью. Призыв «Nunca más!» – «Никогда больше!» стал политическим и культурным императивом. Одновременно парадигма прав человека породила новый и влиятельный дискурс о жертвах, заменивший традиционный политический нарратив о классовой борьбе, национальной революции и политическом антагонизме. Центральное место в системе ценностей отныне заняла универсальная ценность человеческого достоинства в смысле физической и социальной неприкосновенности личности. Эти универсальные ценности обусловили появление новой политической повестки дня, в рамках которой подверглись критике такие формы государственного насилия, как расовая и гендерная дискриминация или угнетение коренных народов. Такая эволюция ценностей стала важным символическим ресурсом, позволившим к концу ХХ и началу XXI века внедрить в мировое правосознание категорию «преступление против человечности».

То, чем было в XIX веке всемирное движение за отмену рабовладения, в конце ХХ и начале XXI века стала глобальная борьба в защиту жертв насилия. Однако важное отличие заключается в том, что жертвы насилия теперь сами возвысили голос в глобализированном мире, отстаивая свои права на историческое признание и память о прошлом. Сила этих голосов, их публичное присутствие создали новый мировой этос, благодаря которому властям национальных государств становится все труднее осуществлять репрессивную политику замалчивания преступлений и вытеснения их из памяти людей. Памятование в посттоталитарных обществах стало условием социальных преобразований, которые должны следовать за изменением политической системы, дополняя и углубляя его. Цель этой формы преодоления прошлого в том, чтобы, расследовав историю насилия, оставить ее позади во имя общего будущего.

Миграция и права человека

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги