Европейская поэзия XVII века

ТРУБКА

Поближе к очагу присев на связку дров,
Я с трубкою в руке задумался глубоко
О горестях моих, о власти злого рока,
О том, что чересчур со мною он суров.

Но теплится в душе надежда, и готов

Я верить, что судьба, по истеченье срока,
Изменит жизнь мою, я вознесусь высоко
И в славе превзойду властителей миров.

Но стоит табаку в горсть пепла превратиться,

Как мне с моих высот приходится спуститься,
Сойдя в низину бед, чей мрак непобедим.

Нет! Что ни говори, различие большое

Никак нельзя найти меж трубкой и душою:
Надежда иль табак, то и другое — дым.

КУТИЛЫ

Лежать в разгар зимы втроем в одной постели,
Поставленной в чулан, где ни огня, ни свеч,
И слышать злых котов готическую речь,
И видеть их зрачков светящиеся щели;

Забыть, когда и где в последний раз мы ели,

Для изголовия полено приберечь,
Скрести под мышками, чтобы себя развлечь,
Мечтать, гримасничать, болтать без всякой цели;

И шляпу до ушей, а не ночной колпак

Натягивать, ворча, и думать, что никак
Не может рваный плащ сравниться с одеялом;

Постичь трактирщика дурное естество,

Когда отказывает он и в самом малом,—
Вот до чего порой доводит мотовство.

АЛЬПИЙСКАЯ ЗИМА

Повсюду огненные атомы сверкают,
Восточной роскоши печать лежит на всем:
Искрится золотом зима и хрусталем,
И космы белые ей ветры развевают.

Одежду хлопковую горы надевают,

Дороги водные прозрачны подо льдом,
Морозный воздух чист, царит покой кругом,
И, видя это все, глаза мои сияют.

Мне холод по душе, зиме всегда я рад;

Ее сверкающий и девственный наряд
Скрыть преступления земли на время может.

Не потому ли Зевс так благосклонен к ней?

Не потому ль щадит он ясность этих дней
И в гневе никогда их громом не тревожит?

ПОПОЙКА