Европейские мины и контрмины

– Удивляюсь обширным и глубоким комбинациям, которые вы раскрываете мне в своих словах, – сказал Граммон.

Фон Бейст улыбнулся.

– Чтобы подготовить все это, – продолжал он, – необходимо наблюдать за строгим сохранением границ между северной и южной Германией и, вместо того, чтобы изобретать всякие вознаграждения, французской политике следует объединиться с австрийской для неуклонного соблюдения пражского мира и устройства южногерманского союза, предвиденного и утвержденного данным трактатом. Союза, который подпадет под наше общее влияние. Вот ключ к будущему.

– Но пражский мир уже нарушен! – сказал герцог. – Я говорю про военные союзы с южногерманскими государствами, про которые недавно стало известно.

Фон Бейст тонко улыбнулся.

– Именно эти союзы играют нам на руку, – сказал он. – Пруссия нарушила пражский трактат и дала нам повод к конфликту, когда наступит желаемое для него время. Если из этого вопроса вырастет кризис, то Пруссия нарушит созданное ею самой правовое поле трактата, мы же явимся его защитниками; это весьма важно, особенно для Франции, потому что она может вмешиваться в германские дела только в качестве защитницы немецкого права, а не с целью домогаться отторжения немецких областей. Вот, – подытожил он, – в общих чертах те идеи, которые должны, по моему убеждению, служить руководством на будущее время; дальнейшие изменения при их применении будут указываться постепенно, если мы решим идти сообща и согласно по этой дороге, которая хотя и требует теперь от нас величайшей сдержанности и осторожности, зато верно ведет к конечной цели.

Фон Бейст говорил с воодушевлением, его лицо выражало душевное волнение. Он выжидательно воззрился на герцога.

Последний молчал несколько мгновений: тонкие, с красивым разрезом и почти всегда улыбающиеся губы были угрюмо сжаты, глаза потуплены.

– Вы, кажется, правы, – сказал он наконец. – Вы истинный государственный муж, который понимает и подчиняет все спокойно и твердо великой цели. Я признаю мудрость наших замечаний, величие и ясность ваших идей, хотя, – прибавил он, слегка покачивая головой, – мое воинственное чувство неохотно подчиняется системе терпения.

– Успокойтесь, герцог, – сказал фон Бейст с улыбкой, – придет и ваше время. Нам нужно взять сильную крепость – после тихой и тяжкой работы инженеров в апрошах наступает минута приступа. Итак, – продолжал он, – вы одобряете мой план и разделяете мое мнение?

– Вполне, – отвечал Граммон, – и употреблю все силы, чтобы дать ход в Париже вашим воззрениям. Вы позволите мне подробно передать нашу беседу?

– Вы обяжете меня этим, – сказал фон Бейст, – я поручу князю Меттерниху говорить в том же смысле. Главное, не забудьте настаивать на том, что если император не усвоит моих мнений, которые вполне разделяет его апостолическое величество, и если поэтому из Люксембургского вопроса возникнет война, то нельзя ожидать никакой помощи от Австрии: последняя будет вынуждена соблюдать самый строгий нейтралитет.

Герцог слегка поклонился.

– Однако, – продолжал фон Бейст, – дело так важно, что, быть может, лучше было бы ехать вам самому в Париж. Вы хорошо знаете здешнее положение, и устное слово, личный разговор действуют сильнее всяких депеш.

– Я совершенно готов, – отвечал герцог, – и, если угодно, могу выехать хоть сию минуту.

– Подождите еще несколько дней, – сказал фон Бейст, – пока я получу сведения о дальнейшем ходе дела в Берлине и о мнении английского кабинета; тогда я могу формулировать свое мнение, взвесив все обстоятельства… К тому времени, может быть, остынет и гнев в Париже.

– Вы сами потрудитесь назначить минуту моего отъезда, – отвечал герцог, вставая, – а я между тем отошлю свое сообщение и уведомлю о своем приезде.

Фон Бейст проводил француза до дверей и искренне пожал руку.

– Как будет трудно сохранить спокойствие, – сказал он со вздохом, – пока не совершится возрождение Австрии, пока не соединятся все эти разнородные элементы в одну машину, покорную единой управляющей воле! – Он простоял несколько минут в задумчивости. – Но цель будет достигнута! – Лицо его осветилось радостной уверенностью. – Всеми этими факторами, из коих слагается политически мир, можно руководить умом, комбинациями, искусным управлением противоположных сил; главное, не допустить преждевременного взрыва грубой силы. Испытаем, чего могут достичь ум и искусная политика! – Он подошел к письменному столу и позвонил. – Введите господина, приславшего мне свою карточку, – сказал он дежурному.

Преподобный мистер Дуглас, как значилось на его карточке, широкоплечий, маленький, приземистый человек лет пятидесяти, принадлежал к числу тех личностей, которых, увидев однажды, трудно потом забыть.