Европейские негры

– Граф Форбах! я вас прошу быть моим партнёром в вист. Альфред, который обыкновенно бывает четвертым в нашей партии с г. обергофмаршалом и министром двора, отказывается, говоря, что ему необходимо быть где-то по важному делу. Я полагаюсь на вашу любезность.

– Счастливец! шепнул Форбаху другой адъютант, сидевший подле него: – дорого я дал бы, чтоб быть на твоем месте!

Форбах не мог отказаться: отец его чрезвычайно дорожил добрым расположением герцогини, и теперь с улыбкою благодарил ее за внимание к его сыну. Сыну оставалось только почтительно поклониться.

– Мы не задержим вас долго, любезно прибавила хозяйка: – г. обергофмейстер свободен только до половины одиннадцатого; мы сыграем не более шести робберов.

«Шесть робберов! до половины одиннадцатого! А Евгения будет у майора только до десяти!» думал молодой человек, проклиная свою несчастную судьбу.

IX. Марки герцога Альфреда

Грустно стоял у окна Форбах, дожидаясь, пока составится партия виста. Он видел, как подали к крыльцу карету молодого герцога Альфреда. Ревнивое предчувствие заставило его приложить ухо к стеклу, и он ясно расслышал, как лакей, захлопнув дверцу, закричал: «к майору фон-Сальму!» Какое мучение для влюбленного юноши! Соперник заставил его сесть за ломберный стол, на свое место, и будет в душе хохотать над ним, любезничая с девушкою, за любовь которой Форбах с радостью отдал бы все! И неужели герцог Альфред питает к ней серьёзное чувство? неужели он ухаживает за нею с намерением искать её руки? Нет; расстояние между ним и девушкою, у которой нет ни знатного имени, ни огромного состояния, слишком-велико. Он просто волочится от скуки, или чтоб похвастаться победою. Возможно ли так легкомысленно, так жестоко играть счастием и добрым именем девушки!

Все эти размышления были совершенно-справедливы. Форбах забывал только, что он сам поступал подобным образом, хотя бы, например, несколько дней назад, преследуя бедную девушку, имя которой до сих пор было так же чисто, как имя Евгении фон-Сальм.

Но мысли его были прерваны лакеем, который доложил, что герцогиня изволит его дожидаться. Тяжело вздохнув, Форбах отправился к своему месту за карточным столом. Как партнёр герцогини, он сел на то место, где обыкновенно сидел её сын, его соперник. Едва он опустился на стул, как камердинер герцога Альфреда протянул руку, чтоб принять со стола марки, приготовленные для герцога.

– Оставьте марки, с улыбкою сказала ему герцогиня: – я знаю, что Альфред дорожит ими; но, передавая свое место, он, конечно, тем самым передал и свои марки графу.

Камердинер смутился и отошел к дверям.

– Ваша светлость, извините мое любопытство, сказал обергофмаршал: – разве в этих марках есть что-нибудь особенное, что герцог так бережет их?

– Они, вероятно, подарены ему на память; но в них, кажется, нет ничего особенного. Простые золотые марки довольно-тонкой работы. Помните, продолжала герцогиня, обращаясь к министру двора, – у нашего покойного гофмейстера, старинного селадона, были золотые марки, в которые клал он сантиментальные записочки? Это подавало случай к разным забавным толкам. Однако, начинаем игру.

У Форбаха родилось подозрение: что, если герцог Альфред также получает и передает в своих марках записки? Он осторожно начал перебирать их, одну за другою, в интервалы сдач, и на одной из них он действительно ощупал шарнер. «Открывать ее или нет?» думал он. «Нечестно разузнавать чужия тайны; но герцог сам интригует против меня; теперь ясно, что ему обязан я честью оставаться здесь, чтоб не мешать ему. Против коварного врага позволительны военные хитрости. И чего ж я хочу? Я хочу только удостовериться, не занял ли в сердце фон-Сальм того места, которое надеялся занять я. Если так, я уступлю ему поле битвы. Я хочу только избавиться от мучительного сомнения». Успокоив свою совесть этим объяснением, он воспользовался первою очередью сдавать карты, уронил их себе на колени, вместе с ними сдвинул рукою подозрительную марку и, нагнувшись, чтоб собрать карты, раскрыл ее под столом. В марке была вложена записка. Теперь оставалось прочитать ее так, чтоб никто того не заметил – дело трудное, и четверть часа, которая прошла, пока представился к тому случай, была мучительна для молодого ревнивца. Но вот кончился роббер и герцогиня попросила своего партнера сосчитать, сколько они проиграли.

– Просмотрите этот рассчет, сказала она, подавая ему клочок бумаги: – тут должна быть ошибка, но я не могу найти ее.

Делом одной секунды было для Форбаха, приподняв счет, наложить на него отысканную записку, прочитать ее и опять спрятать в руке.

– Да, сказал он: – ваша светлость ошиблись; вместо четырех онёров записано в одном месте два. Мы проиграли менее, нежели ожидали ваша светлость.

В записке он прочел:

«Доклад. В одиннадцать часов вечера. Четвертая дверь из голубой галереи».