Европейские негры

– Барон Бранд долго разговаривал с баронессою Вольмар, важно сказал Брахфельд.

– А я заметил, что он волочится за обергофмейстершею, прибавил майор.

Барон снисходительно улыбнулся и кокетливо приложил к губам платок, от которого повеяло coeur de rose. – Messieurs, вы меня хотите представить Дон-Жуаном. Не верьте им, герцог. Я, messieurs, также кое-что заметил за иными, но молчу.

– Не обо мне ли вы говорите? сказал Форбах: – берегитесь, я знаю самый страшный из ваших грехов.

– Вы? вот это любопытно!

Граф значительно посмотрел на него и торжественно произнес:

– Барон, не напомнит ли вам чего-нибудь слово полиция? Он надеялся заметить невольное движение при этом намеке, но ни один мускул не шевельнулся на открытом лице барона.

– Полиция? сказал он спокойно: – coeur de rose, какое ж отношение имеет она к вашему балу?

– О, коварный человек! отвечал хозяин: – разве я не видал, как вы пожали руку Августы, дочери президента полиции?

– Барон решительно Дон-Жуан, сказал герцог: – я слышал об этом.

– Старая история! отвечал барон, пожимая плечами: – чтоб избежать сплетень, я сделаюсь отшельником.

Из передней в это время послышался громкий и веселый хохот.

– Без доклада нельзя, сударь, говорил камердинер.

– Пустяки, граф будет благодарен, если вы дадите мне сделать ему сюрприз.

С этими словами дверь отворилась и вошел молодой человек лет тридцати, в дорожном костюме, в меховых сапогах, с шалью на шее. Все вскрикнули от изумления и радости.

– Откуда вы являетесь, как видение? сказал герцог, протягивая руку вошедшему.

– Ты ли это, Гуго? говорил хозяин, бросаясь ему навстречу.

– Кажется, вы должны видеть, что это я и что я вошел сюда прямо из дорожного экипажа.

– Садись же, Штейнфельд, и рассказывай, из каких тридевятых земель прикатил ты. Ты остаешься ночевать у меня?

– Конечно, и останусь еще три-четыре дня, пока приищу квартиру. Я мог бы приехать часа три назад, но на последней станции узнал, что у тебя, Форбах, бал; я не хотел переодеваться, и подождал на станции, чтоб явиться, надеюсь, в самую удобную минуту.

– Да откуда ж ты?

– Теперь из Индии, где воевал с сейками.

– А где пропадал ты прежде?

– Был в Китае, в Египте, на Мысе Доброй Надежды, в Северной Америке, в Бразилии – одним словом везде, где только можно быть.

– Да, messieurs, он, вероятно, хотел размыкать по свету свое горе, сказал герцог: – он скрылся от меня из Вецлара, вследствие загадочной истории… да, господа, вследствие происшествия, которое, кажется, в первый раз сильно затронуло его сердце.

– Возможно ли? Наш непостоянный Штейнфельд отдался в плен какой-нибудь красотке? расскажи, пожалуйста; это гораздо-любопытнее твоих сражений с сейками, сказал майор.

– Нет, лучше расскажу вам о сейках, отвечал Штейнфельд: – герцог преувеличивает; мое вецларское приключение вовсе не так интересно.

– Не хочет рассказывать, стало быть, оно действительно интересно, сказал Форбах. – Теперь и я присоединяюсь к майору и требую вецларской истории.

– Да, об этой истории доходили до меня очень-занимательные слухи, продолжал герцог: – я семь лет ждал объяснения от вас, Штейнфельд, вы не можете отказать в нем. Видите, как вы наказываетесь за свою скрытность: если б рассказали тогда мне, одному, не были бы теперь принуждены рассказывать целому обществу.

– О, тогда никакая сила не заставила бы меня говорить! задумчиво сказал Штейнфельд: – но теперь это дело прошлое…

– Не мучь нас, Штейнфельд: мы здесь все свои люди, можешь оставить свою скрытность.

– Пожалуй, сказал Штейнфельд, вздохнув. – Вы знаете, семь лет назад, я поехал с герцогом путешествовать, и мы доехали до Вецлара, где вздумали прожить несколько времени. На другой день по приезде, мы были в театре, в бельэтаже. Я заметил в партере девушку необыкновенной красоты: её нежные черты лица, дивные русые волосы и голубые глаза чрезвычайно заняли меня. Признаюсь, я гораздо-больше смотрел в партер, нежели на сцену…

– Ну, да, я тогда же заметил это, сказал герцог: – и уж вперед знал, что начинается роман.

– О, как дивно-хороша была она! Я спрашивал о ней в антракте своих вецларских знакомых: никто не знал её. Она заметила, что я не свожу с неё глаз, и также несколько раз поднимала на меня свой упоительный взгляд. У меня кружилась голова, когда глаза наши встречались. По окончании спектакля я дожидался её на крыльце; она прошла мимо меня с женщиной пожилых лет; они сели в наемную коляску. Я велел своему человеку во что бы ни стало узнать, где они живут…

– Да, легкомысленный юноша, вы ушли из ложи, бросив меня одного – помню, сказал герцог.