Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия

Обилие и разработанность принципов ведения дел о выездах XVII в. находит несколько объяснений. Подобные дела, правда для приглашенных на службу в Россию мастеров, велись еще в XV в.; об этом есть упоминания в Описи Посольского приказа[679]. Когда же понадобилось оформлять дела для определения выехавших дворян на службу и выяснения их места в среде русского правящего класса, были приспособлены нормы, с которыми приказные люди сталкивались уже давно. Косвенно об этом свидетельствуют в своих записках Г. Штаден и Дж. Флетчер, находившиеся в Москве в XVI в. Г. Штаден подробно описывает, как иностранец добирается до Москвы из пограничного города: на границе его долго расспрашивают о происхождении, кто он, зачем приехал. Если иноземец говорит о своем желании служить царю, его в сопровождении дворянина отправляют в Москву, там опять расспрашивают о происхождении и предшествующей службе. После приема на службу ему жалуются деньги, устанавливается поденный корм, даются платье, сукно, кафтаны, несколько золотых, двор или дворовое место в Москве и деньги на постройку дома. Штаден описывает, как иностранцы в XVI в. на Кормовом дворе каждый день получали свои деньги и мед[680].

Флетчер описывает, как в XVI в. иноземцы принимали православие: их посылали в монастырь для знакомства с учением и обрядами православной церкви. Первые семь дней они постятся, а на восьмой иностранца приводят в церковь и начинают учить обрядам[681].

Все это мы наблюдали и в делах о выездах иноземцев XVII в., что еще раз позволяет говорить об устоявшихся традициях приема на службу русскому царю. Правда, никто из авторов XVI в. не пишет об обязательной перемене веры; в XVII в. принятие православия становится необходимым для дворянина при переходе в русское подданство. Процедура перехода в православие такая же, как об этом пишет Флетчер.

Сначала в XVII в. выезжих дворян принимали на службу довольно легко, а щедрость пожалований царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича привлекала в Россию все новых людей. Следует напомнить, что в «распросных речах» почти все иноземцы отмечали, что на предшествующей службе они получали жалование, как наемные солдаты, а свои владения покидали из-за их полного разорения. В России в 40–60-е гг. выехавшие дворяне получали поместный оклад, становились землевладельцами. Очевидно, такая политика русского правительства произвела большое впечатление на современников. Еще в XVIII в. шведский историк Портан в курсе русской истории поставил отношение царя Алексея Михайловича к иноземцам на первое место среди вопросов внутренней политики правительства[682].

Но уже с 50-х гг. XVII в. появляются указы, регулирующие землевладение для вновь поступивших на русскую службу. В 1653 г. появляется указ об отборе в Арзамасском у. поместий и вотчин у немцев, которые не приняли православия[683]. В 1673 г. появляется указ, по которому «выезжему иноземцу» предлагается служба в Астрахани или Заволжье. В случае отказа его не принимают на русскую службу. В 1678 г. издается указ, в общей форме регулирующий землевладение выезжих иноземцев: после смерти «новокрещена» его поместье отдается только иноземцу. Это может свидетельствовать о том, что создан определенный фонд земель, даваемых «за выезд»[684]. А с 1692–1693 гг. прекращается прием на службу иностранцев, приехавших без «призывных грамот» правительства.

Возможно, раздача иноземцам поместных земель на восточных окраинах была политикой правительства на протяжении всего XVII в. Из записей в приказных книгах за 1623 г. видно, что в Нижегородском у. были земли у шотландцев Роберта Яковлева Кунигена (его владение из поместья переводится в вотчину) и Петра Клилента (ему выдана грамота о беглых крестьянах)[685].

Правомерно предположить, что, устанавливая жалование при принятии иноземцев на русскую службу, сотрудники приказов ориентировались на уже имевшуюся структуру русского дворянства. Для лиц, принявших русское подданство, отнесение к определенной группе с ее поместным окладом, денежным жалованием, службой в каком-либо ведомстве создавало предпосылки полного включения в сословную структуру русского правящего класса.

Наибольшее количество дел о переходе на русскую службу сохранилось для уроженцев Польско-Литовского государства. Может быть, поэтому в приказной делопроизводственной практике XVII в. отразились нормы признания дворянского происхождения, установленные еще Статутом Великого княжества Литовского 1529 г. Среди других норм в Москве играли роль подтверждения дворянского происхождения, сделанные официальными послами из «страны происхождения», а также родственниками или людьми, известными русскому правительству. Эти нормы постоянно использовались в Посольском приказе не только для уроженцев Литвы.