Европейское дворянство XVI–XVII вв.: границы сословия

В какой-то мере эти воззрения совпадали с представлениями об идеале рыцаря в общественном сознании более широких слоев. Со времен Чосера, создавшего такой собирательный и весьма привлекательный образ, англичане хотели видеть в рыцаре защитника, бесстрашного воина, мудрого в совете. Причем в демократической среде акцент явно переносился с вопросов его личного благородства и куртуазных качеств на его служение государству и общественным интересам. Прежде всего, настоящий рыцарь должен иметь вес и авторитет в делах своего графства (это становится топосом у современников), нести часть общественного бремени: состоять в комиссиях мировых судей, заседать в числе присяжных, исполнять обязанности высоких шерифов, поддерживать мир и порядок в графстве и т. д.

Второй важный критерий истинного достоинства рыцаря — его благосостояние, которое должно соответствовать его статусу[30]. Т. Вильсон констатировал, что доход, приличествующий рыцарю, должен составлять от 1 до 2 тыс. ф. ст. в год. В связи с этим весьма симптоматично то, как он смотрел на клиентелу Эссекса. С формальной точки зрения эти рыцари безусловно считались таковыми, а по своему воинственному духу более, чем кто-либо в Англии, соответствовали традиционному рыцарскому предназначению, но автор отнесся к ним более чем скептически, отказывая им в подлинном рыцарском достоинстве: «Я не причисляю к ним рыцарей милорда Эссекса из-за их образа жизни впоследствии, а также потому, что многие из них едва ли являются добрыми джентльменами, поэтому, чтобы отличить этих рыцарей от остальных, их называют рыцарями Кале, руанскими или ирландскими…»[31] В своем скепсисе Вильсон был не одинок, он выражал общее настроение, о чем свидетельствует и популярная эпиграмма 90-х гг., высмеивающая нищету этой категории дворянства: «Рыцаря из-под Кадиса, джентльмена из Уэльса и лэрда из северных графств — кентский йомен купит всех вместе за свою годовую ренту»[32].

В наиболее обнаженной форме несовпадение самооценки рыцарства, военного сословия и взглядов на него современного общества проявилось в чрезвычайно популярных в конце XVI в. комедиях Бена Джонсона, где фигура такого хвастуна-вояки без гроша в кармане, вечно живущего в долгах, но с неистребимым гонором, стала предметом осмеяния. Его Тука или воинственный капитан Бобадил, грозящий уничтожить всех испанцев с помощью «одной его дворянской персоны», — персонажи гротескные, но необыкновенно живые и узнаваемые. Недаром группа дворян-военных в 1596 г. подала на драматурга в суд за оскорбление и издевку, которые они справедливо усмотрели в образе Туки.

Таким образом, прагматичным англичанам был чужд идеал «благородной бедности». Они предпочитали, чтобы благородство выступало в обрамлении соответствующего состояния, а доспехи, увенчанные славой, дополнялись тугим кошельком.

Характерное для Англии представление об обязательном соответствии социальной иерархии определенной иерархии собственности, с одной стороны, а с другой стороны — признание того, что единственным источником всех дворянских званий и титулов является королевская власть, которая жалует их по своему усмотрению, породили здесь любопытный обычай, уходящий корнями еще в XIII в. По традиции каждый свободный держатель, обладающий годовым доходом в 40 ф. ст., мог быть принужден короной стать рыцарем, а в случае его нежелания должен был уплатить штраф в казну. Томас Смит упоминает о нем уже с поправкой на изменение стоимости денег: «в Англии те, кто могут тратить 40 ф. годового дохода от своей свободной земли, по старому закону страны при коронации короля, или по случаю свадьбы его дочери, или при посвящении в рыцари его наследника, или по другим значительным поводам могут быть принуждены королем принять это звание в ранг, либо уплатить штраф, что многие предпочитают сделать, скорее заботясь о богатстве, чем о почете… 40 ф. ст. в то время, когда этот порядок зародился, составляют 120 ф. ст. в теперешней английской монете»[33]. Тем не менее говорить о сколько-нибудь широком применении этого обычая в тюдоровскую эпоху не приходится. О нем вспомнил лишь Яков I, усмотрев мощный фискальный рычаг, и издал прокламацию, предписывающую таковым собственникам явиться и, уплатив деньги, превратиться в рыцарей. В отличие от своей предшественницы он и другие Стюарты так широко жаловали и продавали рыцарские звания, что Ф. Бэкон с горечью называл этот почетный ранг «почти проституированным званием рыцаря».

Следующая за рыцарями категория благородных людей — эсквайры. По определению Вильсона, «те, кого мы называем эсквайрами, являются джентльменами, чьи предки были рыцарями, или наследниками, старшими сыновьями в семьях». Сквайрами, естественно, считались все младшие сыновья пэров и их наследники по мужской линии, а также и наследники некоторых королевских официалов: судей, шерифов, чиновников королевского двора. Последнее также указывает на тесную связь статуса и должности в Англии.