Европейское турне

Посидеть на дорожку…

– Меня не будет около двух недель, – предупредил он фрау Шпек ещё раз, спустившись с лестницы к фиакру[35], – деловая поездка.

Фрау закивала мелко, в глазах у неё восторг человека, причастного к Большой Политике.

Глава 4

Раздражённо закрыв книгу, Алекс придержал страницу пальцами. Ну невозможно читать, когда так трясёт! Буквы прыгают перед глазами, строчки разбегаются, а голова от такого чтения разламывается.

Дама, сидящая напротив выразительно уставилась на попутчика, еле заметно ткнув локтем сидящую рядом товарку. Алекс предпочёл не заметить взглядов и снова открыл томик. Пусть даже читать невозможно, но развлекать скучающих дам? Увольте.

Будь они хоть немного умны и чем-то интересны, но нет. Попутчицы, как назло, попались на редкость невыразительные, серые, и при этом с раздутым самомнением.

Постоянно отвешивать вымученные комплименты давно увядшей (скорее даже никогда не расцветавшей) красоте, смеяться над заплесневелыми шутками и сохранять любезно-восторженное выражение лица? Пусть лучше рассказывают, что ехали с совершенно невоспитанным хамом. Благо, попаданец немного обтесался в девятнадцатом веке и знал, что его невнимание к женщинам пусть и не совсем прилично, но за рамки не выходит.

Путешествие не заладилось с самого начала – сперва в попутчики достался молоденький священник-лютеранин с блеклыми глазами фанатика, разговаривающий цитатами из Библии, да на повышенных тонах. Благо, хоть супруга священника, сильно смахивающая на рыбу специфическим лицом и глазами навыкате, молчала, вздрагивая при каждом резком движении мужа.

Отмолчался, хотя цитаты, коими священник встречал всё мало-мальски интересное, проплывающее за окнами, раздражали донельзя. Особенно шизофренические утверждения фанатика, что это знаки, и они повсюду. Тот самый случай, когда человек беседует с Богом, и Бог ему отвечает[36].

Потом сел чересчур дружелюбный коммивояжёр с лишним весом, от которого несло застарелым запахом пота и сильно воняло изо рта. Причём сильно – это по меркам девятнадцатого века, где подобным мелочам не придают особого значения. Окно не открыть, ибо угольная пыль из топки воняет не менее резко, вызывая раздирающий лёгкие кашель, и оседая вдобавок на лице и одежде.

Теперь вот две молодящиеся дамы, возвращающиеся из поездки к дальней родне. Избыточно надушенные, чтобы перебить запах пота, одежды постоянно шуршат, этот мерзкий жеманный смех, отточенный ещё в третьесортной частной школе для девочек. Алекса передёрнуло.

Уйти некуда, каждое купе по сути – отдельная ячейка с дверью наружу, этакие каретные экипажи, сцепленные один с другим. Свои достоинства в этом есть, наверное. Но попаданец бы предпочёл ехать в самом занюханном плацкарте РЖД, с неработающим сортиром, дембелями и цыганским табором, чем в вагонах первого класса, образца пятидесятых годов девятнадцатого века.

Железные дороги в Европе имеют более узкую колею, чем русские или американские, отчего вагоны трясёт заметно сильней. Короче рельсы, стыки подогнаны не так тщательно, как в двадцатом и двадцать первом веке. Много мелочей, и к сожалению, сплошь неприятных.

Теперь попаданец прекрасно понимает, что значить устать с дороги. Душу вымотает такая поездка! Право слово, легче провести столько же времени в седле!

– Подъезжаем, Эльзас, – Глянув в окно, выдохнул с облегчением Фокадан, вскакивая с набитого конским волосом сиденья – весьма неудобного, к слову, – пойду разомнусь. Дамы…

На плиты перрон Алекс соскочил, как только поезд остановился, и как оказалось – зря. Клуб угольного дыма, выпущенный напоследок из паровозной топки, заставил закашляться, негромко ругаясь и сплёвывая угольную пыль.

Почистившись с помощью услужливого носильщика щёткой и влажной тряпкой, дав тому на чай мелкую монету, Фокадан отправился в привокзальный туалет, а затем в ресторан при станции. Стоять будут больше двух часов, есть время подзаправиться.

В девятнадцатом веке рестораны при вокзалах не тошниловка с неоправданно задранными вверх ценами, а лицо города. Отменное качество гарантировано, даже торговцы пирожкам и прочей снедью для простонародья из вагонов третьего класса, проверены и перепроверены. Всё свежайшее и вкуснейшее.

Отдав плащ и шляпу гардеробщику, Алекс прошёл вглубь помещения, отделанного с большим вкусом. Строгие, лаконичные обводы мебели, белоснежные скатерти на столах, картины с натюрмортами и пасторальными пейзажами на стенах, шахматный рисунок пола составлен из плашек разных пород деревьев. С десяток больших фотографий вокзала и города у входа, дабы посетитель мог совершить мысленную экскурсию, не покидая уютного помещения.

– Чего-нибудь сладкого, – садясь на стул, устало попросил материализовавшегося немолодого официанта с одутловатым лицом.