Европейское воспитание

—  Vo michpoitgooretz!Тебе везде злодеи мерещатся! Kivo, kivo, adonaikivo…Встаньте, встаньте пред Господом!

— Adonaikivo; chma izrael adonai…Что я слышал?

— Ничего ты не слышал, ребе!

— Я что-то слышал. Chma izrael adonaieloheinou…

— Adonaiechot… Oi…Что это было? Не пугайте меня, ребе… У меня жена на седьмом месяце, беременных нельзя пугать. Molchem booilem boit!Могут быть преждевременные роды.

— Могут быть пр… тьфу, тьфу, тьфу! — снова ошибся Каминский. — Я с вами с ума сойду! Molchem booilem boit!

После моления евреи вышли в ночь и разбрелись по лесу. У выхода Янкель встретился с Каминским.

— Ну что?

— Грузовик каждый день проезжает по дороге вдоль Вилейки. Обслуживает одиночные посты. Я видел боеприпасы, оружие…

— Охрана?

— Обычно три человека, не считая шофера. Один в кабине и двое в кузове… Ни о чем не догадываются.

— Во сколько?

— В четыре грузовик проезжает большую излучину Вилейки: там сильный наклон метров на пятьсот. Самое подходящее место.

Они расстались. Янкель ушел в ночь.

23

— Гм…

Черв окинул свой маленький отряд критическим взглядом.

— Марш!

Тронулись. Они шли гуськом, с Червом во главе. У него была странная манера носить винтовку: ремень через шею, а ружье поперек груди. Он опирался на него обеими руками. Благодаря платку на голове, со спины он был похож на матушку с ребенком на руках. Крыленко шел с трудом, волоча ногу. Его лицо кривилось от боли…

— Ревматизм! — с грустью объяснял он Янеку.

Махорки не было: в Пясках рожала женщина, и уже два дня он бродил вокруг хутора, бормоча молитвы. На поясе у Янкеля висела связка гранат. Станчик спрятал в рукав нож: это было его единственное оружие… Трое братьев Зборовских были экипированы лучше всех: у каждого немецкая винтовка, штык, маузер и полный патронташ. Безоружный пан меценат рысил перед Янеком. В огромной шубе, вечно вонявшей мокрой собакой, у него был нелепый, смешной вид. Он то и дело останавливался и бегал в кусты: у него было расстройство кишечника. Потом догонял их в изнеможении и бормотал извинения. Так он прошел половину пути и в конце концов, измотанный и ноющий, остался где-то в чаще. Янек замыкал колонну. Они прибыли к излучине Вилейки заблаговременно и расположились по обе стороны дороги. Двое старших братьев Зборовских встали на вершине холма, как раз у того места, где водитель грузовика должен был переключить скорость перед спуском. По ту сторону Вилейки садилось солнце, снег был твердым и гладким: под скупыми лучами солнца он превратился в плотную массу. Они ждали больше получаса, лежа на снегу. Чувствуя, как замерзают внутренности, Крыленко вскочил и выругался.

— Лежать! — приказал Черв.

— Хочешь, чтобы я отморозил себе?… — возразил Крыленко.

Черв мигнул глазом.

— Он меня оскорбляет! — возмутился старик.

— Я не нарочно, — сказал Черв. — Это нервный тик. Не кричи.

Они услышали гул мотора. Услышали, как шофер переключил скорость. Из-за поворота появился грузовик и начал взбираться на гору. Это давалось ему с трудом. Наверное, был тяжело гружен. Янек увидел бледное, оглушенное лицо водителя: видимо, устал от холода и шума. Рядом с ним дремал другой немецкий солдат. То был трехтонный, крытый брезентом грузовик. В кузове запел чей-то голос:

Ich hatt'einen Kameraden…[55]

Хор голосов подхватил:

Ich hatt'einen Kameraden,

Einen besserenfind'st du nicht…

Черв лежал ничком на снегу. Крыленко прошептал:

— Если Зборовские их атакуют, нам крышка.

Грузовик выехал на вершину холма, и они увидели два ряда немецких солдат, сидевших друг напротив друга с винтовками на коленях.

Ich hatt'…

Грузовик заскрежетал, сделал последнее усилие и исчез за склоном. Двое Зборовских перешли через дорогу и возвратились к ним.

— Правильно сделали, — сказал Черв. — Завтра начнем сызнова.

Когда они вернулись на следующий день, Черв взял Янека и поставил его у подножия холма.

— Свистеть умеешь?

— Да.

— Грузовик поворачивает здесь. Когда он будет проезжать мимо, заглянешь в кузов. Если там будет меньше шести человек, свистнешь. Все понял?

— Да.

— Повтори.