— Каждый имеет право рисковать своей жизнью: все мы готовы рискнуть своей во имя свободы. Но никто не имеет права платить за нее жизнью других. Это не по-христиански. Нет, это вовсе не по-христиански. Знаете, что объявили немцы в деревнях?
— Гм… — сказал Черв. — Догадываюсь…
— Если разбой на дорогах не прекратится, пятеро наших граждан будут повешены! Повешены,
— Гм… — сказал Черв, мигнув глазом. — Если хорошенько поискать, в округе наверняка найдется человек пять, которых не мешало бы повесить!
— А? — удивился пан Йозеф. — Сейчас не время шутить, Черв.
— В этом можно не сомневаться! — убежденно сказал Черв.
— Ну а пока,
Он снова сел в сани. Лошадь с трудом тащилась по снегу. Крестьяне молчали. Перед комендатурой пан Йозеф спрыгнул на землю, поправил на лбу
— Ну как? — прошептал пан Йозеф.
— Тсс! — ответил Ромуальд, приложив палец к губам. — Я очень надеюсь на сегодняшний вечер, пане Йозефе!
— Правда? Действительно?
— Ни малейших сомнений. Ветер попутный! Ящики с яйцами, присланные вами на прошлой неделе, возымели должное действие!
— Вы уверены?
— Можете на меня положиться, пане Йозефе! У меня-то уж глаз наметан, уж я-то не прогадаю! Никаких сомнений… мы к вам весьма хорошо расположены.
— Дорогой друг, дорогой мой друг! — сказал пан Йозеф.
Они долго пожимали друг другу руки, заглядывая в глаза.
— Я никогда не упускаю случая замолвить о вас словечко! — заверил пан Ромуальд. — Маленькое словечко, то тут, то там… Так надо: мы не любим, когда нам докучают.
— Я пришлю вам сыра! — растроганно сказал пан Йозеф. — Или, может, вам больше нравится сало?
— Сало, сало! — сказал пан Ромуальд. — Но с другой стороны, в наше время, сыр…
— Я пришлю вам того и другого, — решил пан Йозеф.
Его провели в кабинет. Немецкий полицейский делал себе маникюр, насвистывая:
— У нас превосходное настроение! — прошептал пан Ромуальд.
Немец поднял голову.
—
Когда пан Йозеф вышел, полицейский мигнул глазом и щелкнул языком, а пан Ромуальд разразился громким смехом, неоднократно охватывавшим его весь этот день: он закрывал глаза, обнажал клыки и тряс головой в приступе бурного веселья… Вечером пан Йозеф принял гостя по всем правилам крестьянского гостеприимства. Полицейский наелся кроличьего паштета, который приготовила своими красивыми ручками пани Франя, сырой ветчины, домашней птицы, сыра с молоком и выпил изрядное количество водки. Затем выпил чаю с отменным маковым пирогом. Столовую скупо освещали две свечи, стоявшие на столе: в деревне не было электричества, и хотя в глубине погребка у пана Йозефа еще было довольно много керосина, расходовал он его очень экономно. Сидя с краю стола, пан Ромуальд поглощал еду и переводил с полным ртом.
— А где же пани Франя? — спросил полицейский.
Кабатчик принял опечаленный вид.
— У жены бронхит! — заявил он. — Я поставил ей банки!
Полицейский маленькими глотками попивал чай.
— У тебя есть дети? — спросил он.
— Н-н-нет! — сказал пан Йозеф, забеспокоившись.
—
Он закурил толстую сигару и доброжелательно посмотрел на хозяина, слегка сощурив глаза.
— Посмотрим, что я смогу для тебя сделать, — сказал он, выдохнув дым.
Пан Йозеф решил, что немец имеет в виду перевозку зерна, о которой он мимоходом упоминал за ужином, — славно все получается! — и поблагодарил его.
— Я бы с удовольствием, — серьезно сказал полицейский.
Пан Ромуальд прыснул в салфетку. Полицейский подлил себе водки.
— Я уже далеко не молод! — пояснил он. — Нужно разогнать кровь!
Он ухмыльнулся. Пан Ромуальд задыхался от смеха, а пан Йозеф, ни о чем не подозревая, тоже пару раз из вежливости усмехнулся. Полицейский осушил свою рюмку, сжал в зубах сигару и тяжело поднялся.
— Я хочу засвидетельствовать свое почтение пани Фране! — заявил он.