Европейское воспитание

– Не стоит труда. Все они когда-нибудь умрут.

– Да, но они не узнают, почему. Я хочу, чтобы они знали, почему умирают. Я скажу им, почему они умирают, а потом убью.

– Не думай об этом. Разденься. Иди ко мне. Вот так… Тебе хорошо?

– Да.

– Ты думал обо мне?

– Да.

– Много?

– Много.

– Все время?

– Все время.

– Я тоже о тебе думала.

– Все время?

– Нет. Когда я спала с ними, я о тебе не думала. Я не думала ни о ком и ни о чем.

– На что это похоже, Зося?

– Это как голод или холод. Как будто идешь по грязи под дождем, не знаешь, куда идти, а тебе холодно и хочется есть… Поначалу я плакала, а потом привыкла.

– Они грубые?

– Они очень спешат.

– Они бьют тебя?

– Редко. Только когда пьяные. И когда очень несчастные.

– Отчего?

– Не знаю. Откуда мне знать?

– Не будем об этом.

– Не будем об этом. Янек…

– Да?

– Я не противна тебе?

– Нет, что ты!

– Придвинься ближе.

– Я ближе не могу.

– Еще ближе.

– Еще ближе…

– Вот так.

– Зося!

– Не бойся.

– Я не боюсь.

– Может, ты не хочешь меня?

– Нет. Да.

– Не дрожи.

– Не могу.

– Дай мне тебя укрыть. Вот…

– Мне не холодно. Это не от холода.

– Отчего же тогда?

– Не знаю.

– А я знаю…

– Скажи мне, прошу тебя.

– Нет.

– Почему?

– Ты еще маленький.

– Нет.

– Скажу, когда подрастешь.

– Я уже взрослый.

– Нет.

– Я страдаю и борюсь.

– Ты еще ребенок.

– Я не ребенок. Я мужчина.

– Ты прав. Не сердись.

– Почему ты смеешься надо мной?

– Я не смеюсь над тобой. Ты мужчина. Поэтому и дрожишь.

– Объясни.

– Я не могу объяснить.

– Почему?

– Мне стыдно. Из-за слов. Они плохие.

– Ничего страшного. Расскажи мне все.

– Мне стыдно. Но ты поймешь. Побудь рядом со мной. Совсем рядом. Ты поймешь, почему дрожал… перед этим.

– После этого я не буду больше дрожать?

– Нет. Ты станешь спокойным и счастливым. Очень спокойным и очень счастливым.

– Я и так счастлив.

– Но ты дрожишь. И сердце так бешено стучит. И в горле пересохло: у тебя даже голос изменился, Янек… Наверное, я могу тебе это сказать. Наверное, ты достаточно взрослый. Наверное, я могу.

– Говори же скорее.

– Ты хочешь меня…

– Не надо так говорить. Это грязное слово. Мужчины им ругаются. Пожалуйста, больше никогда не говори его.

– Но другого нет.

– Есть. Наверняка, есть. Я спрошу. Завтра я спрошу у Добранского. Он должен знать.

– Теперь ты расстроился. Ты несчастен. Ты больше не любишь меня.

– Люблю. Я люблю тебя. Не плачь, Зося. Не надо. У нас есть время. Время учить и время забывать. Мы выучим красивые слова и забудем все плохие.

– У людей нет для этого красивого слова.

– Я его придумаю. Мы вместе его придумаем. Ты и я. Мы одни будем его знать. Мы одни будем его понимать. Мы никому его не скажем. Мы будем хранить его в тайне. Не плачь, Зося. Когда-нибудь немцев не будет. Когда-нибудь запретят голодать и мерзнуть. Не плачь. Я так люблю тебя.

– Повтори еще.

– Сколько угодно раз. Мне нравится это повторять. Я люблю тебя. Я люблю тебя…

– Красивое слово.

– Так не плачь же.

– Я уже не плачу. Огонь погас.

– Ну и пусть.

– Янек.

– Я люблю тебя…

– Ты милый. Ты не такой, как другие.

– Как другие?

– Мне приятно, когда ты прикасаешься ко мне. Прикасайся ко мне. Положи руку сюда, на грудь. Подержи ее здесь, пожалуйста.

– Я буду держать ее здесь всю ночь.

– Янек!

– Я буду держать ее здесь всю ночь…

– Янек, Янек…

– Иди сюда, Зося.

– Иду.

– Еще ближе. Как можно ближе. Вот так, да, вот так!

– Янек!

– Не плачь, не…

– О нет, я не плачу, о нет, нет…

– Не дрожи.

– Я не могу, я не…

– Зося!

– О, мой мальчик, если б ты знал, как…

– Зося…

– О, не уходи, останься, не шевелись… мой мальчик. Вот так, не двигайся, не шевелись. Пускай твое сердце стучит, оно так счастливо.

– Твое сердце тоже стучит.

– Оно тоже счастливо.

– Они оба стучат. Они разговаривают.

– Они оба счастливы.

– Нет, они не разговаривают, они поют. Зося, знаешь…

– Да?

– Это как музыка.

– Это прекраснее музыки.

– Это прекрасно, как музыка.

– Я не встречала ничего прекраснее. Если б ты знал, как я счастлива.

– Ты все еще дрожишь.

– Наверно, теперь я буду дрожать всегда. А ты стал таким спокойным, таким тихим.

– Я счастлив.

– Не оставляй меня, Янек. И прости меня… за город.

– Я прощаю тебе все. Я прощу тебе все.

– Я не знала, что это было. Я не ведала, что творю. Янек…

– Говори.

– Я больше не хочу заниматься этим с ними.

– Ты больше не будешь этим заниматься.

– Я больше не хочу заниматься этим ни с кем, кроме тебя. Только с тобой. Обещай мне!

– Я обещаю тебе.

– Я знала только это плохое слово и боль. Ты больше не пустишь меня к ним?

– Не пущу.

– Ты скажешь Черву?

– Завтра.

– Он поймет.

– Мне все равно, поймет он или нет.

– Он поймет. Он и раньше не решался смотреть мне в глаза. Можно мне жить вместе с тобой?

– Прошу тебя, живи вместе со мной, Зося.

– Знаешь, ведь я не больна.

– Мне все равно.

– Немецкие врачи регулярно меня осматривали. Это Черв придумал, чтобы меня здесь не трогали.

– Правильно сделал.

– И почему я раньше тебя не встретила?

– Я не сержусь на тебя. Это все равно, что погибнуть или умереть от голода. Это ничем не хуже и не лучше: это то же самое, это немцы.

– Но они не виноваты. Люди не виноваты. У них руки сами тянутся.

– Люди не виноваты. Виноват Бог.

– Не говори так.

– Он суров с нами.

– Нельзя так говорить.