Дамы, сопровождаемые мистером Максом, уже вошли в вестибюль, и Уотервил вскоре распрощался со своим собеседником. Идя домой, он с улыбкой подумал, что сей индивид добился уступки от матери только ценой собственной уступки.
На следующее утро он отправился завтракать к Литлмору, к которому захаживал по утрам запросто, без особых приглашений. Тот, по обыкновению, курил сигару и просматривал одновременно два десятка газет. Литлмор был счастливым обладателем большой квартиры и искусного повара; вставал он поздно и целое утро слонялся по комнатам, время от времени останавливаясь, чтобы поглядеть в одно из окон, выходивших на площадь Мадлен. Не успели они приступить к завтраку, как Уотервил объявил, что сэр Артур собирается покинуть миссис Хедуэй и отправиться в Канны.
– Это для меня не новость, – сказал Литлмор. – Он приходил вчера вечером прощаться.
– Прощаться? Что это он вдруг стал таким любезным?
– Он пришел не из любезности… он пришел из любопытства. Он обедал здесь в ресторане, так что у него был предлог зайти.
– Надеюсь, его любопытство было удовлетворено, – заметил Уотервил как человек, который вполне может понять эту слабость.
Литлмор задумался.
– Полагаю, что нет. Он просидел у меня с полчаса, но беседовали мы обо всем, кроме того, что его интересовало.
– А что его интересовало?
– Не знаю ли я чего-нибудь предосудительного о Нэнси Бек.
Уотервил изумленно взглянул на него:
– И он называл ее Нэнси Бек?
– Мы даже не упомянули ее имени, но я видел, что ему надо, он только и ждал, чтобы я о ней заговорил, да я-то не намерен был этого делать.
– Бедняга, – пробормотал Уотервил.
– Не понимаю, почему вы его жалеете, – сказал Литлмор. – Воздыхатели миссис Бек еще ни у кого не вызывали сожаления.
– Ну, ведь он, конечно, хочет на ней жениться.
– Так пусть женится. Мое дело сторона.
– Он боится, как бы в ее прошлом не оказалось чего-нибудь такого, что ему будет трудно проглотить.
– Так пусть не проявляет излишнего любопытства.
– Это невозможно, ведь он в нее влюблен, – сказал Уотервил тоном, свидетельствующим о том, что и эту слабость он тоже способен понять.
– Ну, милый друг, это решать ему, а не нам. Во всяком случае, у баронета нет никакого права спрашивать меня о таких вещах. Был момент, перед самым его уходом, когда этот вопрос вертелся у него на кончике языка… Он остановился на пороге, он просто не мог заставить себя уйти и уже готов был спросить меня напрямик. Так мы стояли, глядя друг другу в глаза чуть не целую минуту. Но он все же решил промолчать и ушел.
Уотервил выслушал своего друга с живейшим интересом.
– А если бы баронет все-таки спросил вас, что бы вы ответили?
– А вы как думаете?
– Ну, вы сказали бы, вероятно, что это нечестный вопрос.
– Это было бы равносильно тому, что признать худшее.
– Да-а, – задумчиво протянул Уотервил, – этого сделать вы не могли. С другой стороны, если бы он попросил вас поручиться честью, что на миссис Хедуэй можно жениться, вы оказались бы в очень неловком положении.
– Достаточно неловком. К счастью, у него нет оснований взывать к моей чести. Да к тому же у нас с ним не такие отношения, чтобы он мог позволить себе расспрашивать меня о миссис Хедуэй. Он знает, что мы с ней большие друзья, с чего бы ему ждать от меня каких-либо конфиденциальных сведений?
– И все же вы сами считаете, что она не из тех женщин, на которых женятся, – возразил Уотервил. – Вы, конечно, можете дать пощечину тому, кто вас об этом спросит, но это же не ответ.
– Пришлось бы удовольствоваться таким, – сказал Литлмор и, помолчав, добавил: – Бывают случаи, когда мужчина обязан пойти на лжесвидетельство.
Уотервил принял серьезный вид:
– Какие случаи?
– Когда на карту поставлено доброе имя женщины.
– Я понимаю, что вы хотите сказать. Конечно, если здесь замешан он сам…
– Он сам или другой – не важно.
– По-моему, очень важно. Мне не по душе лжесвидетельство, – сказал Уотервил. – Это щекотливая материя.
Разговор был прерван приходом слуги, внесшим вторую перемену. Наполнив свою тарелку, Литлмор рассмеялся:
– Вот была бы потеха, если бы она вышла замуж за этого надутого господина!
– Вы берете на себя слишком большую ответственность.
– Все равно, это было бы очень забавно.
– Значит, вы намереваетесь ей помочь.
– Упаси бог! Но я намереваюсь держать за нее пари.
Уотервил бросил на своего сотрапезника суровый взгляд: он не понимал его легкомыслия. Однако ситуация была сложной, и, кладя на стол вилку, Уотервил негромко вздохнул.
Часть вторая
6