Европейцы

Идя домой, он спрашивал себя, та ли это ложь, которую он хотел услышать, или ему этого недостаточно. В тот же вечер он встретился с баронессой снова; она опять появилась в доме дяди. Однако говорить с ней ему почти не довелось; в гости к мистеру Уэнтуорту и его дочерям приехали в кабриолете двое джентльменов из Бостона, и, разумеется, больше всего их интересовала мадам Мюнстер. Впрочем, один из них не вымолвил за весь вечер ни слова, он только сидел и с величайшей серьезностью смотрел на нее, и всякий раз, как она роняла какое-нибудь замечание, торжественно подавался всем корпусом вперед, подставляя, как глухой, свое внушительных размеров ухо. Очевидно, его угнетала мысль о выпавших на ее долю несчастьях и злоключениях; он так ни разу и не улыбнулся. Спутник его – тот вел себя иначе: он подсел с веселым и непринужденным видом к мадам Мюнстер и, стараясь заставить ее разговориться, предлагал каждые пять минут новую тему. Евгения не так живо, как обычно, отзывалась на все и не так пространно высказывалась о сравнительных достоинствах европейских и американских установлений, как ожидал от нее наслышавшийся о ее красноречии собеседник. Тем не менее она была недоступна Роберту Эктону, который, заложив руки в карманы, слонялся по веранде, прислушиваясь, не раздастся ли скрип подаваемой к заднему крыльцу бостонской коляски. Но, сколько он ни прислушивался, все было напрасно. И в конце концов он потерял терпение, и, когда к нему подошла сестра и позвала домой, он тут же с ней и ушел. Евгения, видевшая, что они уходят, и находившаяся в раздраженном расположении духа, еще больше утвердилась в своем мнении, что сей джентльмен куда как хорош. «Даже эта mal-élevée [84] девчонка, – подумала она, – вертит им, как ей вздумается». Евгения сидела поблизости от одного из выходивших на веранду высоких окон, но, вскоре после того как Роберт Эктон ушел – как раз в тот момент, когда словоохотливый джентльмен из Бостона поинтересовался, что она думает о нравах вышеупомянутого города, – вдруг поднялась с места. На веранде ей попался навстречу шедший с другого конца дома Клиффорд Уэнтуорт. Она остановила его, сказав, что ей надо с ним поговорить.

– Почему вы не пошли провожать вашу кузину? – спросила она.

Клиффорд удивленно на нее посмотрел.

– Как почему? С ней пошел Роберт.

– Совершенно верно, но ведь обычно вы этого ему не передоверяете?

– Да, но я хочу отправить бостонцев – видно, они первый раз в жизни взяли в руки вожжи.

– Так вы не поссорились с вашей кузиной?

Клиффорд секунду подумал, потом с тем полным простодушием, которое больше всего и сбивало баронессу с толку, сказал:

– Да нет, мы помирились.

Баронесса устремила на него взгляд, но Клиффорд начал с некоторых пор побаиваться этих взглядов баронессы и старался быть вне пределов их досягаемости.

– Почему вы ко мне не приходите? – спросила она. – Вы мной недовольны?

– Недоволен вами? Еще не хватало, – сказал Клиффорд, смеясь.

– Тогда почему же вы не приходите?

– Да боюсь снова угодить в заднюю комнату и сидеть там впотьмах.

– Я думала, вам это придется по вкусу, – сказала, не сводя с него взгляда, Евгения.

– По вкусу! – воскликнул Клиффорд.

– Мне бы пришлось, будь я молодым человеком, который явился с визитом к очаровательной женщине.

– Что мне за польза от очаровательной женщины, когда я заперт в этой задней комнате?

– Боюсь, от меня вам везде мало пользы! – сказала мадам Мюнстер. – А я ведь так хотела быть вам полезна.

– Вот и коляска, – заметил вместо ответа Клиффорд.

– Забудьте вы на минуту про эту коляску. Вы знаете, что я вас покидаю?

– Вы имеете в виду – сейчас?

– Я имею в виду – через несколько дней. Я уезжаю совсем.

– Вы возвращаетесь в Европу?

– Вы угадали, и вы должны побывать в Европе и навестить меня там.

– Да, да, я там побываю.

– Но до того, – заявила Евгения, – вы должны навестить меня здесь.

– Ладно, только я уж буду держаться подальше от этой темной комнаты! – заявил ее наивный молодой родственник.

Баронесса помолчала.

– Вы правы, вы должны прийти смело… открыто. Так будет гораздо лучше. Теперь я это вижу.

– И я вижу, – воскликнул Клиффорд. – Ах ты… что там с этой коляской! – добавил он тут же, уловив своим привычным ухом какой-то неположенный скрип колес у подаваемого в этот момент к крыльцу бостонского экипажа и бросаясь со всех ног выяснять причину столь серьезной неисправности.

Баронесса, возвращаясь домой одна при свете звезд, спрашивала себя: неужели она так и уедет ни с чем? Неужели она так ни с чем и уедет?