Европолис

Во мгле через равные промежутки времени звучал одинокий, нагоняющий тоску рев сирены, установленной в море, чтобы обозначить песчаную отмель, которую намыли мутные воды Дуная. Порт просыпался.

На пустынной набережной уже появились отдельные фигуры. По темным еще переулкам сквозь утреннюю, пронизывающую до костей сырость, сгорбившись, подняв воротники и сжав кулаки в карманах, торопились к месту сбора рабочие.

Перед пограничным постом каждое утро сбивались в артели грузчики для погрузки пароходов, стоявших у причала.

Многие, чтобы не прозевать работу, не уходили из порта, — проводили ночи в душных кофейнях, сидя за деревянными столами и подпирая руками головы.

Над рекой курился туман, и сквозь него по серой воде скользили, как черепахи, тяжелые груженые барки, снуя от одного берега к другому. Женщины из окрестных деревень, прикрыв лица цветными платками, торопились на базар с овощами, молоком и птицей. Покачивалась на волнах цепь причаленных к берегу, хрупких, как скорлупка, лодок. Их хозяева, рыбаки из украинцев и липован, с всклоченными волосами и растрепанными бородами, только что проснувшиеся, свертывали тряпье, на котором они спали прямо под открытым небом на берегу. Повернувшись лицом на восток, они широко крестились, отбивали земные поклоны и садились в лодки, где уже были приготовлены снасти для морской рыбной ловли.

Грузовой пароход, стоявший у причала, ожидал, когда начнется погрузка. У его борта нетерпеливо фыркали плавучие элеваторы, вытягивая свои шеи, словно гигантские цапли, готовые заглатывать зерно из пузатых барж и перебрасывать его золотой струей в мрачный трюм морского судна.

Рабочие, сбившись в плотную толпу, отталкивали друг друга, чтобы получить работу.

Артели сколачивались с большим трудом, разделяясь на группы: кто грузить мешки, кто насыпать зерно, кто разравнивать его в трюме. Крики, ругательства, ссоры и потасовки повторялись каждое утро на глазах у часовых, охранявших порт. Арбитром в первой инстанции был смотритель от комендатуры порта, являвшийся представителем власти, уполномоченный поддерживать порядок и поднимать на мачте флаг, объявлявший начало восьмичасового рабочего дня в порту. Уже несколько дней рабочие волновались. Из разных мест налетели «журавли» — пришлые рабочие, которые конкурировали с местными жителями.

Артельщики, находившиеся в сговоре с хозяевами портовых кабаков, где производилась расплата, были обязаны набирать по очереди равное число рабочих всех национальностей: румын, греков, турок, армян и липован.

Дух вражды и острой конкуренции владел этой толпой в ее борьбе за кусок хлеба. Но солидарный по инстинкту, этот пестрый национальный конгломерат часто сплачивался воедино, когда видел, что ущемляются его права.

Американец, еще не зная как следует порядков, существовавших в порту, явился слишком поздно. Выбор рабочих уже состоялся, и артели работали вовсю. Робкий и униженный, он растерянно искал какой-либо помощи. Несколько рабочих, оставшихся на причале без работы, стали подталкивать друг друга локтями и посмеиваться над американцем. Один из них, понахальнее, улыбаясь из-под усов, сказал громко и резко:

— Вот, братцы, и миллионер попал в нашу компанию, к мешку и лопате!

Медленно прошел мимо них американец, стиснув зубы. Не проронив ни слова, он робко остановился перед смотрителем комендатуры.

С первого же взгляда представитель власти понял, в чем дело. Господин Базгу, служивший в порту много лет, некогда бывший военным моряком, был известен как человек добросердечный, хотя и вспыльчивый и необычайно честолюбивый на службе.

Господин Базгу расправил свои седые усы, обычно пышные, но порой, в сырую погоду, печально свисающие вниз.

— Да, поздновато ты поднялся… Трудно тебя пристроить на работу… Другие шум поднимут… Да и книжки портового рабочего у тебя нет.

— Что же делать? Я не знал. Хочу вот подыскать где-нибудь место, — глухо проговорил американец.

— Спиру! — властно позвал смотритель одного из артельщиков. — Ну-ка, позаботься о нем, возьми его в артель на баржу. Как-никак, а он соотечественником вам доводится.

Спиру, высокий, сгорбленный, худой как палка, ловкий и хитрый, заговорил тихим, вкрадчивым голосом, прижимая руку к сердцу:

— Как прикажете, господин Базгу, но только я боюсь, как бы в порту не случилось скандала… Сами знаете, что у меня в артели этот смутьян Сечеляну, а все другие за ним идут, как овцы.

Спиру было выгодно набирать «журавлей», то есть новичков, рабочих из других мест, которых было легче обсчитывать по вечерам при расчете в кофейне, но он боялся, что неуживчивые румыны, которые были подстрекателями всех скандалов и забастовок в порту, опять поднимут шум.

Как только американец появился на барже, со всех сторон поднялся крик. Все выражали свой протест, крича во всю глотку: «Не примем чужака на работу в порту! Самим нет работы, а чужаки хлеб изо рта вырывают! Пускай едет в свою Грецию, здесь румынская страна! В шею его!»

Брань и дикие выкрики поднялись над баржей.

Тщетно пытался Спиру утихомирить рабочих.