Эвви Дрейк все начинает сначала

– Договорились, – подтвердила она. Договориться это означало заключить сделку, и они ее заключили. Но это его «слишком» уже наступило, а Эвви не могла сказать Энди об этом. И была еще одна вещь в ее действиях в прошлом, в неправильности которой Эвви была убеждена. Нельзя врать самой себе слишком долго.

Глава 7

Когда Энди высадил ее, она деловито сообщила, что у нее еще куча дел. Но остаток дня провела в постели под одеялом, лежа на боку и читая любовный роман на своем киндле[52]. Когда солнце село, она пошла на кухню за рогаликом и диетической колой. Взяв этот перекус, она пронесла его в свою комнату. И ела там в темноте, лишь при свете электронного устройства, прислушиваясь к ветрам, которые были не редкостью так близко к воде. Потом, еще немного почитав, она отложила книгу и легла на спину, прислушиваясь в темноте. Когда ветер за окном начал уже буквально реветь, она встала с кровати и растянулась на толстом ковре. Эвви ждала того чувства парения, которое возможно в свободном падении. Но при этом не могла отрешиться от мысли, как глупо она, должно быть, выглядит, растянувшись на ковре у кровати. Она же не как сумасшедшая? Какой взрослый будет лежать на полу? Тим задал однажды такой вопрос, когда застал ее дремлющей на ковре в квартире.

Она встала, подошла к окну и отдернула занавеску, чтобы посмотреть на разгул ветра. Ее поразило, что кто-то боролся с ветром в полутьме, почти вне досягаемости света тусклой лампочки на крыльце. Спустя мгновение она поняла, что это был Дин, направляющийся к мусорным бакам с большим мешком. Ей удалось увидеть, как он идеально точным движением снял крышку бака – сама она никогда не смогла бы снять ее так элегантно – и бросил туда мешок. Затем сделал пару шагов назад, немного выйдя в свет, и остановился, когда нечаянно пнул ногой большую сосновую шишку.

Дин поднял ее с земли и, казалось, задумчиво взвешивал в руке. Она увидела, как он стремительно оглядел двор, подъездную дорожку и даже – как ей показалось – ее окно. Она инстинктивно отступила назад, в тень. Дин подбросил сосновую шишку в воздух и, поймав ее, скрутил свое длинное тело, повернул к дому широкие плечи и голову, а затем замер, глядя в широкий задний двор. Эвви потребовалась минута, чтобы понять, что он делает. Потом она увидела, как его нога поднялась, плечи повернулись, рука взметнулась вверх и шишка, пролетев через весь двор, врезалась в забор. С минуту он смотрел ей вслед, на то место, куда она попала. После потер правое плечо и медленно пошел осмотреть место попадания. Там он прикоснулся к деревянному забору, как будто мог пальцами почувствовать ее остатки.

Затем Дин наклонился, поднял свой объект метания и вернулся туда, где только что стоял. Он повторил это движение. Точнее, поискал более удобную позу, потянулся, повернулся и выпустил сосновый плод из руки. В тишине было слышно, как он ударился о дерево. Стоя у окна, Эвви еще немного отодвинула занавеску и наклонилась к стеклу.

Дин снова поднял шишку, сделал несколько неторопливых и широких круговых махов руками и упер их в бока. Затем подкинул ее всего на несколько дюймов и перехватил другой рукой. Наконец он вновь настроился и развернулся с такой силой, что чуть не опрокинулся на спину. Эвви увидела, как шишка разлетелась на куски, которые дождем осыпались на землю. А Дин постоял с минуту, уперев руки в бока, потом наклонился и уперся ладонями в колени, словно ему не хватало воздуха. Наконец он пошел к дому.

Было бы нечестно подсматривать за ним, а потом подняться и сбежать вниз, чтобы можно было изобразить случайную встречу в дверях. Если ей действительно интересно, что он там делал, она просто подойдет и спросит, решила она. По крайней мере, честно признается, что наблюдала за ним. Тайно подсматривать это намного хуже, чем быть в меру любопытным. Вот о чем думала Эвви, спеша на кухню и перепрыгивая через две ступеньки. Там она схватила чайник с плиты и наполнила его. В этот момент открылась боковая дверь.

– О, привет! Я и не знала, что ты там, – начала она, когда он входил, все еще вытирая руки о джинсы. – Я как раз завариваю чай. Будешь?

– Конечно! Спасибо. Как дела?

«А как у тебя дела? Что случилось? Почему ты не можешь подавать? Как ты с такой подачей остался за бортом?»

Но плюхнувшись на стул, вслух она произнесла:

– Все хорошо. Как ты устроился?

– Не могу сказать, что я так уж много здесь повидал. Мне нужно походить еще немного.

– Я тоже часто говорю нечто подобное себе, поверь мне, – успокоила она Дина, теребя солонку. – И я уверена, что у тебя последние несколько месяцев в Нью-Йорке были тяжелыми… с точки зрения личной жизни.

– Можно и так сказать, – ответил он с едва заметной улыбкой. – Мне казалось, что это едва ли заметно.

Эвви прислушалась к тиканью часов. Ей было интересно, скажет ли он что-нибудь еще, но он не говорил. Они сидели, молчали, и ничего не происходило. Чайник уже закипал, издавая звук, похожий на долгий, очень долгий выдох, а они все еще сидели за столом на кухне. В груди у нее все сжалось.

Она отставила солонку и начала свою речь: