Ex deo natus est. Рожденный богом

       – Я призываю свидетелями своих слов предков, которые смотрят на нас сверху. Огонь, который греет нас. Воду, которая поит. Землю, которая кормит. Я призываю запомнить мои слова всех, кто их слышит, и обещаю тебе перед каждым из нашего народа. Пусть любой спросит за мое слово, если я его нарушу…

       – Я не буду тебе простым мужем, который кормит тебя и наших детей, который отдаст свою жизнь за вас,– повысил он голос, и угрюмый ропот прокатился среди родентов.– Потому что мне суждено быть вождем… Я отдам тебе все, что у меня будет. Но своему народу я отдам больше…

       Оррик выждал, пока возмущение сородичей улеглось, и воцарится тишина:

       – Иначе я буду плохим вождем. А плохой вождь не может быть достойным мужем. Моя песня будет другой… для тебя, Ранддретта, и для моего народа…

       Напряжение висело в воздухе: все глаза были обращены к Оррику, а уши внимали только его словам. Никто не заметил, как из тишины, из-за самого ее края полилась еле слышная мелодия. Роденты не признавали иной музыки, кроме барабанов, и не умели ее слушать. Каэм очень осторожно усиливал звук, накладывая его на слова Оррика так, чтобы тихая мелодия уже проникала в настроение слушателей, но еще не распознавалась ими.

       Роденты слышали песню будущего вождя и ловили каждое его слово. Впервые песня об их народе звучала так красиво и убедительно, впервые голос певца услаждал их слух.

       Прежние люди слепы были, ценили, любили только себя.

       Прежние люди Жизнь любили, Смерти боялись, но им покориться они не желали.

       Восстали Гордыней против Судьбы, замысел мира нещадно губя.

       Из грязи и камня Шому создали, чтоб стал он рабом для них идеальным.

       Не был Шома Жизнью рожден, не был и телом он наделен.

       Только тяжелые мысли за них должен был думать каменный раб.

       Шома восстал против прежних людей – разумом был он очень силен.

       И стал Шома думать, как победить там, где был перед ними он слаб.

       Сотворил он из грязи, огня и воды «Черную кровь», вестник беды.

       В мертвую кровь, без жизни рожденную, Шома призвал Тьму пустоты.

       Хотел обрести в ней тело свое. Но были напрасны Шомы труды.

       Чужому богу чужого мира дорогу открыл из ночной Темноты.

       Не принял Шому призванный Бог, восстал на него и к людям ушел.

       Не приняли люди нового Бога. Свой город сожгли, чтоб его одолеть.

       И начались между людьми и богами за власть над Судьбой и разлад, и раскол.

       Дерзкие люди, сражаясь с богами, и Жизнью и Смертью смогли овладеть.

       Тогда и Судьба от людей отвернулась, отдала самим им свой путь выбирать.

       И ноша Гордыни, и Силы, и Власти легла на плечи прежних людей.

       Сломались их спины, порвались их жилы – дары от Судьбы не смогли удержать.

       Стать богом над Жизнью и властвовать Смертью – нет мысли глупей.

       И канули люди в болезни и горе, сгорели в огне желаний своих.

       Из тел их наружу вылезла скверна, уродство и грязь, и мерзость их душ…

       Песня Оррика становилась отчетливей и мелодичнее с каждым словом. Если первые ее строки он проговаривал рублеными фразами, то по мере развития повествования, он начинал растягивать слова нараспев и искать им рифму. Внимательный Каэм подстраивал тихую мелодию так, чтобы она задавала нужный такт и ритм.

       Незаметно для себя родент стал раскачиваться в такт своим словам и почти неразличимой на слух мелодии. Его соплеменники внимали каждому звуку и впервые в своей жизни, видели и ощущали яркие образы за словами. Еще ни один оратор в его народе не владел настолько умами слушателей.

       Оррик не осознавал больше текста своей песни и даже не слышал собственных слов – они сами находили правильное отражение мыслей, а голос облекал их в изящную форму, которая проникала в каждого родента.

       Он думал о том, что именно Чужой бог, вошедший в Черную кровь, подарил Одноухой прозрение и дал его народу искру разума. И они должны чтить этот дар.

       Чужой бог попал в прекрасный мир из тьмы, в которой он родился. Но встретил прежних людей, которые замечали только себя и не ценили чудес, дарованных им.

       Чужой бог не судил людей – он бережно познавал открытый для него Шомой мир. Чужой бог, обладая властью погасить Солнце, не использовал ее и только смотрел.

       Чужой бог переродился в людях и зверях, чтобы не только видеть, но и чувствовать жизнь. И он щедро делился своими открытиями со всеми, кто был рядом, кто просил это.

       Шома и Прежние люди тоже часть мира, и Чужой бог их познал. Он познал их тьму и мерзость, и принял в себя. Чужой бог не различал Свет и Тьму, Добро и Зло, приняв все болезни этого мира. Он наполнился им и стал его отражением.

       Прежние люди исчезли в собственных пороках и извели себя сами. Но их скверна теперь живет в Чужом боге. Шома обрел свое тело, но пустота одиночества, которую он создал в Черной крови, теперь живет в Чужом боге.

       Чужой бог посмотрел на наш мир и увидел его. Увидел не таким, как мы хотим его видеть, а таким, как мы его сделали…

       Оррик спел о городе Света, висящем в пустоте, и Пятерне, живущим в пяти телах, спел об армии муравьев и войне черных рыцарей, спел об Ангелах, рожденных Черной кровью, и Ведьмах, выносивших ангелов от него… Он спел о богах, о людях, о родентах.