Ex deo natus est. Рожденный богом

       Страх заставил оглянуться, и девушка едва не вскрикнула. Всего в десяти шагах за подводой шел очередной мальчуган. Совсем близко. Его взгляд был направлен вдаль, сквозь нее и лес, а на лице была запечатана сосредоточенность. Казалось, ноги ребенка не касаются земли, лишь раскачиваясь при ходьбе, и несет его вперед какая-то неведомая сила.

       Аля отпрянула, прижавшись спиной к брату, и зажмурилась. Она едва удерживала в себе крик, который распирал грудь, рвался наружу, сдавливал обезумевшее от частых ударов сердце. Она боялась открыть глаза и увидеть лицо мальчика прямо перед собой.

       Порыв ветра подхватил ее волосы и обтер лицо поднятой с земли пылью. Потревоженные кроны деревьев отозвались шелестом и скрипом, а на закрытые веки девушки легла тень. Аля решилась открыть глаза, ожидая увидеть того, чья тень заслонила солнце…

       Лошадь усердно чеканила шаги, а лес наполнился движением ветра. Прошлогодняя листва и пожухлые травы засуетились у корней деревьев. Но это было единственное движение в лесу. Странные мальчики исчезли, и на землю легла тень серых облаков, которые не стояли больше у горизонта, а нависали прямо над головой, обещая скорый дождь.

       – Они исчезли с первым порывом ветра,– подтвердил Вал, услышав, как сестра задвигалась, пытаясь осмотреться.

       – Они были уже рядом. Я могла их рассмотреть. Мне было страшно.

       – Да. Что-то их остановило. Может, дождь.

       – Кто это был?– девушка продолжала опасливо оглядываться.

       – Не знаю. И я рад, что не узнали. Было похоже на ловушку.

       Дождь пришел на мягких лапах.

       Сперва забарабанили крупные капли, которые ложились редко и шумно. Потом с шипением накатили плотные волны, раскачиваемые ветром. Они то били в лицо сплошным потоком, то иссякали до нерешительных брызг. Но, в конце концов, дождь определился и встал сплошной стеной, заполнив все между небом и землей.

       Серые тучи сомкнулись непроницаемым покрывалом, собрав тени леса в полумрак. И хотя до заката еще оставалось время, ранняя ночь льнула к путникам, скрадывала очертания кривых сосен.

       Лошадь заметно приуныла, но Аля надеялась, что ее замедлила раскисшая дорога, а не сомнения. Потому что самой дороги ни она, ни Вал уже различить не моги, и им оставалось полагаться на чутье и память животного. Чтобы облегчить ношу, девушка оставила подводу и пошла рядом, всматриваясь в спину брата, который уже шел впереди, изредка оступаясь на скользкой грязи.

       Аля смотрела ему в спину и вспоминала недавний разговор об отце. Ее пугала мысль о том, что часть Антоника могла поселиться в Вале. Она по-звериному остро чувствовала настроение брата, понимала его мысли и смысл недосказанных фраз. Дети своего отца, они все умели чувствовать присутствие друг друга на расстоянии. Но Вала она ощущала иначе, глубже.

       Был у Вала и другой дар отца. Он умел «закрываться» от остальных родственников, блокировать связь, доступную крови. Когда они покинули семью, укрывшись в пустынях северных широт, он стал недоступным для всех, включая собственную мать. И только у Али оставалась привилегия чувствовать его.

       С момента убийства Антоника она больше не ощущала брата, не чувствовала его присутствия, словно это был обычный, чужой человек. Девушка очень привыкла к ощущению особенной связи ним, и теперь этого не хватало.

       Вал неожиданно остановился и одернул лошадь. Впереди раскачивался и подрагивал огонек, танец которого выдавал путевой фонарь. Кто-то двигался навстречу.

       – Зажги свет.

       Аля торопливо отреагировала на слова брата и вытащила из поклажи масляный фонарь – стеклянный куб с фитилем внутри и емкостью для горючей жидкости. Вал был прав, люди слепы без света и не ходят в темноте без фонарей.

       Им навстречу двигались два всадника. Они остановились в сотне шагов, и один из них выдвинулся вперед, высоко подняв фонарь над головой. Вал остановил лошадь, и тоже сделал несколько шагов навстречу.

       Всадники неторопливо приблизились, сохраняя дистанцию:

        – Кто такие?– требовательно выкрикнул ближайший.

       – А кто спрашивает?– невозмутимо переспросил Вал.

       – Тот, кто признал эту лошадь… Где Юзеф?

       – Почем мне знать? Мы вышли с хутора с восходом. Там он и оставался. Подводу сторговали по-честному. А сами кто такие? Промысловики из поселка?

       Всадники подъехали вплотную. Первый держал в руках длинную палку с закрепленным на конце фонарем, который он выставил перед головой своей лошади. Второй держался в тени, пряча длинноствольный карабин.

       – А как женушка его и дочери?

       Всадник уже возвышался над Валом, стараясь рассмотреть путников в скудном свете фонаря.

       – Не видел, не знаю. Он мне их не показывал. Сговорились на сделку по-быстрому, да и разошлись по своим делам.

       – Это на него похоже,– хмыкнул конный мужичок, который не был крепок в сложении, но имел колючий взгляд и силу в голосе.– Они у него страшненькие, уродством побитые. Таких люди не жалуют. Вот он их и хоронит от посторонних глаз.

       Аля подошла ближе, чтобы тусклый свет открыл ее лицо:

       – Так вы из поселка? Далеко до него?

       – К утру добрались бы. Да только не надо вам туда,– прищурился всадник.– Встретили кого по дороге?

       Вал повернулся к сестре и едва заметно кивнул.