- Садист, - бесстрастно ответил киллер и поправил на нем рубашку. - Я заберу у тебя гитару и отправлю твой аттестат вместе с рекомендацией в Йелль, Гарвард или Принстон, куда скажешь. Ты знаешь, что с данной рекомендацией тебя примут куда угодно. Ты больше меня не увидишь. А если этого мало, то размахнись и ударь меня. Пни по яйцам, если угодно. Ты ведь этого желаешь, не так ли? Отомстить мне, за все. Мы никогда не выясняли отношения, Ману, надеюсь, это первый и последний раз. Достаточно?
- Нет, - Мануэль потянул его за ремень, притягивая к себе, и расстегнул тяжелую пряжку. - Теперь ты выслушаешь меня. Ты никогда не давал мне права говорить. И я замалчивал миллион мыслей и ощущений, которые хотел выразить и не мог. Я обожаю твои узкие, неприлично узкие бедра. Задницу, на которую смотрю, но боюсь лапать. Я обожаю твою худую и прямую как выстрел спину, её безобразила татуировка, я рад, что Хэлл изобрел атомные иглы и лазерное выжигание и убрал с вас с Ангелом все лишнее. Я обожаю твою шею, я обнажаю её с трепетом, я облизываю твои ключицы, пока ты спишь, ты закрываешь все длинными волосами, а я хочу это, всегда хочу видеть. Я обожаю твои руки, они всегда больше заняты оружием, чем мной, но я сижу в студии, перебирая гитарные струны, и представляю, как эти руки трогают меня. Я обожаю твой голос, я слышу его редко, но все же чаще, чем слышит остальной мир, он выше голоса Энджи, но в нем высокомерие и хриплые нотки, от которых у меня дрожат колени и все волоски на коже встают дыбом. Я обожаю твое лицо, так сильно, что хочу ударить, от твоего невнимания, от безразличных взглядов, от равнодушия в глазах, показного или настоящего. Я обожаю твои прикосновения, я доверчиво тянусь к тебе, вместо объятий получаю по носу, но все равно тянусь, в искренней надежде. Когда-то ты ненавидел любые контакты со мной, ведь я был всего лишь «одним из этих», ты любил своего брата и на дух не переносил кого бы то ни было еще. И я плакал, лежа на твоей постели, запертый в твоей комнате, пока ты пропадал месяцами хрен знает где и хрен знает с кем, я ждал тебя, хотя ты всегда цинично обещал не возвращаться и просил не ждать. Демон, я дождался тебя и внедрился в тебя, ты больше не бежишь от чужой плоти, как от чумы. Но, приучив к себе, я приучил тебя любить и любого другого, кто сможет похвастать хорошей фигурой и свежим лицом. Я проклинаю себя за то, что захотел и сделал невозможное. Я проклинаю и тебя, но это бесполезно, ты рожден бездушной тварью, ею ты и останешься. А теперь проваливай к своему итальянцу. Бегом. Он же издохнет, не получив очередную дозу тебя.
- А я сдохну, не получив дозу тебя, - лакированные штаны хрустнули, резко сгибаясь. Киллер опустился на колени, задрал голову и поднял волосы. - Вот моя шея. Сверни её, если хочешь.
- Ты действительно меня любишь?
- Нелепость какая-то, но мы даже женаты. Ману…
- Говори что-нибудь, мне всё равно что, только не затыкайся.
- Мануэль, кабина уже пришла в движение. Сейчас она откроется на 119-ом этаже, и вся лаборатория увидит, что я стою на коленях и держу тебя за руку, полуголый, в расстегнутых штанах. Мне почему-то кажется, что они будут ржать. До колик.
- Одевайся, - Мануэль примирительно фыркнул и надел гитару. - Не подарю я им такую роскошь – умереть от смеха. Чего уставился своими льдинами? Ну да, не получилось меня сегодня оприходовать, какая досада. Хочешь, позовем Дэза? Серафим умеет налаживать телесные контакты получше тебя.
Створки лифта бесшумно отворились. Оттуда вышел мрачный командир «диких кошек», бережно вынося на руках оборотня с растрепанными золотистыми волосами. Тот хихикал и громко шептал что-то вроде: «А может, в этот кабинет? Смотри, там никого нет… Эй, поосторожнее с гитарой, ты же не хочешь засунуть её в меня. Лучше засунь что-нибудь другое… А запрёмся как? Ключ есть? Что, ВСЕ ключи есть?! Юс, ну круче тебя только уборщица…»
Клайд стоит на автобусной остановке недолго, минут семь-восемь, курит и озирается. И замечает Ла Нуи в толпе идущих по улице людей, высокого и стройного, с копной развевающихся светлых волос. Тщетно давит волнение, руки нервно мнут пачку и не успокаиваются от затяжки к затяжке. Он привык ничего не бояться, но до сегодняшнего дня опасности исходили извне. А теперь он не знает, чего ждать от самого себя. Ла приучил его к странным вещам. Давно уже… к своим прикосновениям, к непрошеным объятьям. К отсутствию дружеской дистанции, что никогда не казалось опасным. Никогда. Потому что он обожает Ла, за своеобразный способ дарить свет и прогонять скуку. И сейчас это обожание становится с ног на голову. Толкает его на какие-то неправильные мысли и действия.
Клайд вздохнул, соглашаясь с внутренним возмущением. От Ла невозможно оторвать глаз, отрицать поздно и бесполезно. Он то похож, то не похож на девчонку, с каждым его шагом лицо все различимее, оно почему-то очень довольное. И да, застрелите его, очень красивое. Это тоже невозможно отрицать. Наконец, он дошел, и Клайд понимает, что стоит с разинутым ртом, что Ла подходит чересчур близко, что…