Ёж

– Скорее всего, можно, вряд ли тут произошел резкий выброс чего-нибудь этакого, все-таки тут лесопилка, а не урановый рудник. В конце концов, тут могло произойти все что угодно. Уходили в сентябре, в этих местах осень проходит быстро, на пороге уже зима стояла, о чем это говорит? – Он выжидающе посмотрел на своих спутников, но те молчали, и тогда он продолжил сам. – Это говорит о том, что они могли испугаться не перезимовать зиму девяносто четыре – девяносто пять, а причин тому масса: от продуктов питания, может, животные покинули эти места, может, у них на огородах неурожай был, до разрушения котельной, кто знает?

– Котельная вряд ли, у них тут частный сектор большой, перезимовали бы там, думаю, люди, которые жили здесь, в этих суровых условиях, держались друг за друга, как ближайшие родственники, а вот насчет зверья да неурожая вполне вероятно. – Сандаль распечатал блок сигарет, извлек из него пачку и покрутил ее в руках. – Курить или не курить, вот в чем вопрос! – на манер Гамлета спросил он у бездушной картонки.

– Ты вообще сигарету изо рта выпускаешь? – Юля толкнула его в плечо, тебя не радиация в гроб вгонит, а табак прикончит, причем гораздо раньше.

– Радиация – дело такое… – Миша выдержал театральную паузу, глядя на нее. – Мне еще детей рожать, а для того, чтобы их рожать, их надо зачать, а вот радиация, говорят, как-то не очень влияет на тот орган, который отвечает у мужчины за эту функцию, – витиевато изъяснился он.

– Короче говоря, пиписька отвалится, – со смехом резюмировала Юля. – Не хочу тебя огорчать, но говорят, что и курение даже не светящихся в темноте сигарет приводит к тому же результату.

– У меня с этой функцией, благо, все в порядке. – Он улыбнулся, глядя на нее. – Курю я или нет, не важно.

Юля хотела что-то сказать, но Боря прервал ее: – Может, мне с Женей выйти, да вы тут разберетесь со своими функциями наедине? – он сделал акцент на предпоследнем слове.

– Ладно, закончили меряться письками… – поддержал его Сандаль. – Берем припасы и топаем во Дворец культуры, там ночуем и завтра за работу, как вам мой план?

– План хорош, если не учитывать некоторых обстоятельств, – Боря задумчиво потер подбородок, смотря прямо в глаза другу. – Уж очень смущает меня исчезновение местного населения, и еще больше смущает то, что магазин при этом забит битком.

– Я предлагаю забыть о том, что здесь когда-то кто-то жил, мы пришли, увидели, победили, а завтра уже ушли, вот и вся логика. – Сандаль все-таки извлек из пачки сигарету и закурил. – А неплохие сигареты, суховаты только. – Он положил пачку в карман, одновременно размещая блок в рюкзаке. – Так и будете стоять, или мы сюда не за тем пришли?

– Ладно, набиваем рюкзаки, – согласился с ним Миллениум. – Была не была.

Они быстро обыскали все полки в магазине, прихватывая с собой все, что имело длительный срок хранения, в том числе оказалась и пара бутылок виски с бутылкой неплохого красного вина, они собирались неплохо провести сегодняшний вечер, единственный вечер в объятиях какой-никакой, но цивилизации. Завтра их вновь ждала бескрайняя тайга с ее непроходимыми буреломами, ночевками под открытым небом и суровым рабочим режимом, отставать от которого им не даст Миллениум, упирая на то, что следующая остановка – дом.

На улице царил полумрак, небо по-прежнему было затянуто тяжелыми тучами, которые то и дело озаряли яркие вспышки молний. Легкий дождь начинал накрапывать, говоря о том, что у природы все-таки есть плохая погода. Было тепло, но в этом забытом богом месте природа ежесекундно напоминала о своем нелегком нраве, она будто намеренно хотела задержать путников в Еже, не отпуская их, не желая, чтобы они уходили.

– Погодка просто блеск, надеюсь, завтра будет получше… – Сандаль смотрел на небо сквозь прозрачный капюшон дождевика, который укрывал его от колких капель дождя.

– Надежда умирает последней… – Смотря на небо, Боря понимал, что резких перемен погоды ожидать не стоит. В дождь работать в «поле» почти бессмысленно, то, что они могли сделать за два дня ясной погоды, могло растянуться на неделю, а то и две при таком дожде. Выходило, что лучше подождать, когда дождь прекратится, и только тогда выдвигаться из города. – Но в любом случае задерживаться здесь больше, чем на один день, я не хочу.

– Среди нас нет мазохистов, задерживаться здесь не хочет никто. – Сандаль наигранно придирчивым взглядом окинул девчонок, но те смиренно молчали, поддерживая его.

Они шли по центральной лице, которая уже успела пропитаться влагой, и ручейки, минуя забитые стоки, бурными потоками бежали вдоль тротуара, сметая все на своем пути.

– А ведь когда-то здесь жили люди, – оборвала молчание Женя. – На этих улицах играла ребятня, под тем москвичом, – она кивнула на развалюху, стоящую у тротуара, – все время кто-то копался, мамы высовывались из окон, зовя детей на обед, а сейчас здесь так тихо… пахнет смертью.