Ёж

– Ты похлеще прокурора на допросе. – Он опять усмехнулся, достал сигарету и опустил окно. – Был такой закон, в народе «сухой», слыхала? – Он не стал дожидаться от нее подтверждения. – Одним словом, борьба с пьянством, а народ у нас в России не пить не может, вот и изголялись, как могли, и я в том числе. – Он так и не закурил, вертя сигарету в зубах, продолжал рассказывать, не забывая о дороге. – А я ведь учитель математики в средней школе, вернее, был им когда-то в незапамятные времена. По чести сказать, не по мне была работа, да как-то после института не выбирали. Так вот, кое-какое понимание иных химических процессов у меня было, и начал я в своей двушке гнать самогон. В основном для себя, но иной раз и соседи забегали, продавал и им.

– Пока ничего криминального не вижу… – Юля продолжала смотреть в окно и слушала собеседника вполуха. Тихая, неторопливая речь Седого отвлекала от собственных мыслей.

– Это сейчас ничего криминального, а по тем годочкам уже начал зарабатывать себе на статейку. Но все бы ничего, да жил у нас дипломат на седьмом этаже, аккурат подо мной, этот-то всегда мог раздобыть и шампанского, и вина, и водки и иную заморскую гадость, и ничего это ему не стоило и ничем не грозило. Леший занес к этой гниде иностранца в гости, выпив вдоволь, решил наш дипломат удивить иностранца русской диковиной, домашним самогоном. Приперлись они ко мне, ну я, ясное дело, две полушечки им на стол, а эта рожа заграничная мне десятку сует, а десятка, будь она не ладна, такая же иностранная, как и он сам. Год прошел с тех пор, как они ко мне забредали, десятку эту я хранил как сувенир. Куда я ее мог пустить в то время-то? Ну и настучал кто-то из соседей моих, мол, торгую из-под полы алкоголем самодельным, нагрянули орлы в форме, аппарат сразу нашли, я его и не прятал толком, даже подумать не мог, что накроют, десятку тоже обнаружили со всеми вытекающими. Как говорится, наш суд – самый суд в мире, прошел он быстро, без сучка и задоринки, и отправили меня из родного Клина в эту глухомань. Выпустили по амнистии, спасибо власти, что тюрьмы забила кем попало, назад возвращаться смысла не было, квартиру забрали как служебную, учителем мне больше не работать, да и не рвался я в учителя, осел в деревушке, что неподалеку от зоны нашей была. Сейчас за старосту там, и всем плевать на мое прошлое, люди там совсем другие, не такие мелочные, как в городах, о других судят по настоящему, а не по прошлому. – Он, наконец, прикурил, и тут же выщелкнул сигарету за окно. – Пытаюсь отучиться от этой заразы, с сигаретами у нас в деревне туго стало, все совхозы позакрывались, люди окрест в города потянулись, что покрупнее, одни мы, старики, остаемся при своем, некуда нам бежать, да и незачем. – Он бросил взгляд на приборную панель и выругался, вездеход резко затормозил. Тимофей Степанович слетел со своего лежака и шумно упал на пол, Женька каким-то чудом удержалась, но тоже проснулась.

– Что стряслось? – Она грациозно потянулась и посмотрела на Сергея.

– Конь наш непомерно много жрет… – Он открыл дверь и вышел наружу, продолжил объяснять уже там, – возможно, какое-то расстояние придется и пешочком пройти.

Женя выпрыгнула из вездехода и прихватила с собой рюкзак.

– Я готова, лишь бы подальше от этого города.

– Да мы и так уже далеко, почитай, километров сто отмотали, а то и больше. Но пешочком пока рано, есть еще порох в наших пороховницах. – Он достал из багажника большую канистру и с трудом потащил ее к баку. – Так что, Женечка, можешь оставить свой рюкзак и сбегать в лесок на дорожку, ехать будем еще долго, и остановок не предвидится.

…Они ехали до упора, Седого сменял Тимофей Степанович, который управлялся с вездеходом и вовсе профессионально и выжимал из машины максимум. Пару раз они выезжали на какие-то заброшенные дороги и резко ускорялись, местами появлялись следы цивилизации: высоковольтные вышки, домики посреди чащобы, старые и не очень. Они даже миновали целую деревню без единого жителя, с полуразрушенными заборами и домами.

– Староверческая, – со знанием дела сказал Тимофей Степанович, когда они медленно проплывали мимо заброшенных домов, боясь потревожить призраков прошлого. – А может, и вовсе языческая, сгинула еще при царе горохе, даже моя бабка не помнила, кто тут жил, – говорил он шепотом, будто боялся, что его кто-то может услышать.

Потом была опять тайга со всеми ее тайнами и загадками. Ночью они слегка замедлили ход, но продолжали двигаться, каждый из них хотел оказаться как можно дальше от Ежа. Внезапно машина зафыркала и сделала несколько конвульсивных движений, потом вовсе остановилась, дернулась, громко чихнула и затихла.

– Приехали! – без энтузиазма сказал Седой, он открыл пассажирскую дверь, за рулем был Тимофей Степанович, и выбрался наружу, в черноту ночной тайги. Вспыхнул яркий фонарик и зашарил по окружающим деревьям.

– Как это приехали? – Женька с трудом разлепила глаза и непонимающе уставилась на Степаныча.