Ежедневные вечера танцевальной культуры и отдыха в Парке имени железнодорожников

– Разве мы не дружим с итальянскими коммунистами, разве не помогаем спартаковцам воюющей Испании? – удивился Иван.

Его абсолютную убеждённость в том, что все люди на земле когда-нибудь станут братьями, не смогла бы поколебать даже мировая война.

– Иван, – прокашлялся один, сбавив тон. – Если ты действительно хочешь помочь испанским республиканцам, как писал два месяца назад, не встречайся больше с Ольгой. – Он поймал наглый Иванов взгляд, засомневался и добавил на всякий случай: – Впрочем, как знаете. Всё равно вы не сможете пожениться.

Иван опустил голову.

* * *

– Тебя про Капитонова спрашивали? – спросил Ивана Зайнулла. Они уходили по тёмной мокрой улице, мимо памятника Интернационалу. Тучи сжимали город со всех сторон всё теснее, хотя дождь давно прошёл.

– Нет, – сказал Иван с по-прежнему смущавшим Зайнуллу выражением, поправляя воротник и бегло оглядываясь на ходу. Двое стояли у окна только что покинутого друзьями кабинета и неподвижно смотрели им вслед. На улицу, на трамваи, на тучи. Ивану показалось, будто один из них смеётся.

– Это хорошо, что про Капитонова не спрашивали, – благодушно провозгласил Зайнулла. – Повезло Капитонову!

– Повезло. Наверное.

Иван действительно давно рвался в Испанию, но ничего про неё не знал. Испания представлялась ему неопределённым раем. Потому что там, даже несмотря на войну, всегда солнце и целые леса апельсиновых деревьев, сплошь усыпанных медовыми, душистыми апельсинами. А ещё в Испании есть тёплое синее море.

* * *

Иван долго пытался потом, после бесед с городскими коллегами, собрать мысли. Он их собирал, укладывал, а они снова опрокидывались, разлетаясь по углам. И ни с кем не мог Ваня посоветоваться или поделиться. Даже с Капитоновым, даже с Таней, даже с Ольгой. Особенно с ней. Случившееся казалось ему ужасным и непоправимым. Будто поезд, о котором говорил Зайнулла, не просто перемалывал Ивана, а сбил сразу и насмерть.

«Как Анну Каренину!» – подумал Иван, не читавший романа, но не сомневавшийся в великом гуманизме Толстого.

Есть ли у Ольги хоть какое-то гражданство? Можно ли на ней жениться вообще? И даже если женишься – если Ольга отправится с родителями в Италию, а она должна будет туда отправиться (Иван не сомневался, что в Италии когда-нибудь победит коммунизм), что ему тогда делать?

Постепенно, однако, Ванина весёлая и молодая натура брала верх над обстоятельствами.

Он, конечно, понимал, что отношения с Ольгой, какие бы они ни были, приведут к тому, что его прогонят из органов. Что означало крах всей его молодой жизни. Но он не был до конца в этом уверен. А значит, оставалась возможность, что они с Ольгой сумеют пройти по шаткой досочке допустимостей и вероятностей, не разрушив жизни друг друга. И за эту возможность следовало ухватиться.

«В конце концов, может не всё так страшно? – подумал он. – Они же коммунисты, а значит – хорошие люди. Так чего я беспокоюсь? СССР помогает Коммунистическому Интернационалу. А ухаживая за Ольгой, я Интернационалу не поврежу, скорее – напротив!»

* * *

Придя к такому решению, Иван через пару вечеров возобновил встречи с Ольгой. Хотя испугавшее Зайнуллу и чекистов в кабинете тяжёлое выражение не ушло так быстро с его лица, успев ещё напугать и девушку.

Так прошёл май. Иван постепенно стал прежним Ваней и настолько уже раздухарился, что чуть не убил себя и Ольгу, предложив ночью прогуляться по лесам строящегося рядом железнодорожного клуба. Хотя за это деяние можно было и схлопотать. Клуб строился трёхэтажным, и они выпили лишнего. Потому, наверно, туда и полезли. И здорово было в летних, пушащихся белым пухом сумерках под звоны трамваев и стукотню поездов гулять в небе – среди верхушек остро пахнущих тополей! Виды с горы, на которой стоял белый клуб, открывались шикарные, и компании казалось, будто гуляют они не по лесам, а по крыше мира. Но Ольгу качнуло, и она полетела вниз, опередив пытавшегося её удержать Ивана. Ольга пробила каблуками пару досок, и поймавший её внизу Степан хоть и рухнул на асфальт, но почти не пострадал. А Ивана доски бросили на деревья. Дорога вокруг дома и клуба вилась, ничем не огороженная, срываясь сразу в глубокий обрыв к трамвайным путям, весь заросший зеленью. Иван сумел увидеть сверху трамвай, здорово приложился, но ничего не сломал, кроме ключицы. Её неровно сросшиеся края остались ему на долгую память о незабываемом приключении и радости видеть целёхонькую, только немного смущённую Ольгу на ногах, хотя и в слетевших чулках и распоротом по шву платье.

6

Жизнь устаканивалась, заслоняя одно другим, и однажды утром, за несколько дней до дня рождения Ольги, Иван проснулся вновь совершенно спокойным и счастливым. Он открыл глаза и увидел вновь салатовые прутья, и блестящие шары кровати для гостей, и сквозь них – желтые занавески в доме Стёпы и Тани.

Иван лежал в кровати, ему не хотелось вставать. Он не ленился и не дремал, просто был охвачен со всех сторон тихим совершенством и свежестью утра.