— Что вы хотите делать? — в унисон спросили Агния Семеновна и Надежда Васильевна. — Он ужасный человек. — Они говорили обо мне уже в третьем лице.
— Я хочу переписать стихотворение и тотчас же верну подлинник. Это-то я могу сделать?
— Можете! — спели они хором. — Но что это вам даст? Печатать его нельзя, не разрешено. Мы пробовали не один раз.
Но я уже снимал копию со стихов, лежавших многие годы «под запретом» по непонятной причине. (Может быть, когда-то и кому-то она казалась серьезной и важной, но тогда, в музее, я тщетно ломал голову, обдумывая, какой же она могла быть.)
— Поставим стихи в текущий номер. Срочно готовьте комментарий. Успеете к завтрашнему дню? Ваша публикация, ваши комментарии!
— Благославляем вас! — обрадованно сказали хранительницы реликвий, еще не веря в возможность обыкновенного чуда.
Симонов был в отпуске, решать нужно было одному. Но, прочитав это стихотворение десять, пятнадцать, двадцать раз, я не нашел в нем ничего, что могло бы ему помешать увидеть свет.
В редакционной работе нужна и острота и смелость, но в паре с рассудительной трезвостью. Принимая единоличное решение, я всегда думал о Симонове. А как он, не стал бы возражать? И ни разу не ошибся. Мы действительно хорошо знали друг друга.
Что ж, если твоя партийная совесть спокойна, тогда руби гордиевы узлы. Они ведь и затянуты неразвязно как раз для этой цели — быть разрубленными.
Мне пришлось что-то снять из номера, чтобы освободить место для этого стихотворения, и, так и не дознавшись причины, по которой «Письмо Татьяне Яковлевой» пробыло столько лет «в нетях», я отправил его в набор. Назавтра дослал комментарии к нему, которые были сделаны точно в срок, сжато и выразительно. Так мы и подписали: «Публикация и комментарии Н. В. Реформатской».
Никаких «рекламаций» ниоткуда не последовало. Страсти, в свое время кипевшие вокруг влюбленности Маяковского в русскую девушку во Франции, давно угасли, а огромной силы стихи остались и были явлены читающей публике.
Они были напечатаны в четвертой книжке «Нового мира» за 1956 год, как раз к дате Маяковского. А в следующем номере мы поместили умную, интересную статью Андрея Туркова «Океан поэзии», связанную с этой публикацией. «Письмо Татьяне Яковлевой» было введено в общественное обращение.
Я рассказал эту историю просто потому, что, говоря о «Жди меня», вспомнил о сходном впечатлении от стихотворения Маяковского. Они о разном, а общее в них — предельно искренняя связь «времени» и «себя», неразделимость личного и общего, кровная способность понять себя во времени и время в себе, которая делает авторов таких стихов всенародно известными, революционными, неотрывными от всего советского, близкого, родного. Помню, с каким восторгом тогда, в музее, я прочел у Маяковского строки, навеянные размолвкой с той, что так нравилась ему:
Видение революционного города он заключил в свои объятия вместе с возлюбленной. Так, смело, открыто и гордо, поэтически неотразимо слить свою любовь с революцией мог в ту пору лишь Маяковский. И когда я прочел «Жди меня», то почувствовал в стихотворении ту же страсть и то же вдохновение.
Симонову я сказал в редакционном коридоре:
— Ну ты, брат, даешь!
И он ответил:
— Даю!
— Все может у тебя кануть в Лету, а «Жди меня» останется.
Вот и весь тогдашний разговор в сорок первом году. Вся рецензия.
Вернулись мы с победою… или Прощай, газета, здравствуй, журнал
Война окончилась. Я продолжал работать в «Красной звезде» и вовсе не думал о «штатской службе». Десять лет провел в военной газете, сроднился с армией, знал и любил многих ее людей — от солдат до генералов. Судьба дала мне возможность первому написать о подвиге под Москвой двадцати восьми гвардейцев-панфиловцев и их вожака Василия Клочкова.
Рассказ об их героизме переходил в школьные хрестоматии. Не хочу скрывать — я гордился прикосновением своего скромного пера к великому бою у разъезда Дубосеково.
Еще до войны я с увлечением изучал историю старой русской армии. Из своих военно-исторических очерков, опубликованных в газете, составил сборник «Традиции русского офицерства». Предисловие к нему написал известный военный историк, тогдашний редактор теоретического журнала «Военная мысль» генерал Н. Таленский. В военном секторе Института истории Академии наук мне предложили подумать о защите этой работы на соискание ученой степени.