Ежевичное вино

Джей научился принимать присутствие Джо без вопросов, хотя и не потому, что вопросов у него не осталось. Просто он не мог заставить себя их задавать. Пусть все будет как есть — очередное повседневное чудо. Начнешь разбираться — рискнешь узнать больше, чем хочешь. Не то чтобы Джей совсем перестал злиться. Гнев остался в нем дремлющим семечком, что готово прорасти в подходящих условиях. Но перед лицом всего остального гнев казался теперь менее важным, словно из другой жизни. Больше тащишь, всегда говорил Джо, тише едешь. Кроме того, дел невпроворот. Июнь — месяц занятой. Нужно позаботиться об огороде: выкопать молодую картошку и уложить на хранение в поддоны с сухой землей, расставить колышки подпорки для лука-порея, черным пластиком укрыть эндивий от солнца. По вечерам, когда становилось прохладнее, Джей работал над книгой, а Джо наблюдал из угла, лежа на кровати, прислонив ботинки к стене, или курил и рассматривал поля блестящими ленивыми глазами. Как и сад с огородом, книга требовала теперь гораздо больше труда. Едва пошли последние сто страниц, Джей начал тормозить, спотыкаться. Концовка оставалась так же неясна, как и вначале. Все больше времени он просто таращился на пишущую машинку или в окно или искал узоры в тенях на побеленных стенах. Он прошелся по уже отпечатанным страницам «штрихом». Перенумеровал листы, подчеркнул заголовки. Лишь бы обмануть себя, что еще работаешь. Но Джо не обманешь.

— Маловато ты сёдня накатал, сынок, — заметил он одним непродуктивным вечером.

Его акцент усилился, как всегда, когда он был ироничен. Джей покачал головой:

— Работа кипит.

— Допиши, — продолжал Джо. — Вырви из себя, пока можешь.

Раздраженно:

— Я не могу.

Джо пожал плечами.

— Я серьезно, Джо. Не могу.

— Нету такого слова, во как. — Еще одна присказка Джо. — Ты хочешь закончить эту чертову книгу или нет? Я тут не вечно торчать буду, знаешь ли.

Джо впервые намекнул, что, вероятно, не останется навсегда. Джей резко глянул на него.

— В смысле? Ты только что вернулся.

И снова это неопределенное пожатие плечами.

— Ну… — Можно подумать, это не очевидно. Не все обязательно говорить вслух. Но Джо был прямолинеен. — Я хотел, чтоб ты начал, — наконец сказал он. — Повидаться с тобой, если хошь. Но насчет остаться…

— Ты уходишь.

— Ну, может, не прям сейчас.

Может. Слово камнем плюхнулось в тихую заводь.

— Опять.

Он упрекал — более чем упрекал.

— Еще нет.

— Но скоро.

Джо пожал плечами. Наконец:

— Не знаю.

Гнев, старый приятель. Словно возвращается лихорадка. Джей чувствовал его внутри, краской и иглами на загривке. Гнев на себя, на свою нужду, что никогда не будет удовлетворена.

— Рано или поздно надо двигаться, сынок. Нам обоим надо. Тебе больше, чем раньше.

Тишина.

— Но я еще поброжу окрест. До осени, по крайней мере.

До Джея дошло, что он ни разу не видел старика зимой. Словно тот соткался из летнего воздуха.

— А кстати, ты кто, Джо? Призрак? Я прав? Ты мне являешься?

Джо засмеялся. В луче лунного света, пробившегося через ставни, он выглядел призрачно, но ничего призрачного в его усмешке не было.

— Вечно ты вопросами сыплешь.

Его густеющий акцент сам по себе был насмешкой, погружением в прошлое. Джей задумался, в какой степени и он — фальшивка.

— Я ж тебе сразу сказал, нет? Астральное путешествие, сынок. Я во сне путешествую. Превратил это в искусство и так далее. Могу отправиться куда угодно. Египет, Бангкок, Южный полюс, гавайские танцовщицы, полярные огни. Я везде был. Вот почему я так много сплю, во как.

Он засмеялся и кинул окурок на бетонный пол.

— Если так, где ты сейчас? — Голос Джея звучал подозрительно, как всегда, когда он думал, что Джо над ним смеется. — В смысле, где ты на самом деле? На пакетике с семенами было написано «Керби-Монктон». Ты…

— Да ладно. — Джо снова закурил. В маленькой комнате необъяснимо сильно воняло табаком. — Это не важно. Соль в том, что сейчас я тут.