Кресло скрипнуло. Стол за окном резко двинулся влево и вниз. Дрогнул кофе в фарфоровой чашке. Дрогнула кошка. Треснуло в печке.
Мужчина поднялся, подошел к двери. Прислушался. И услышал сквозь шелест дождя два сердца: одно у него билось в груди, другое – за дверью.
Он дверь приоткрыл и увидел ее.
Стояла она и пахла дождем.
Взгляд ее лился в комнату с миром, доверием, светом прохлады мокрых волос, теплом доброты принесенной в ладонях души, стеснительных пальцев тусклой игрой, готовностью губ задрожать от внезапной обиды, юного сердца искавшей, нашедшей тоской.
Вот так вошла она в дом его тихой души: с невнятным цветочком растущей у флигеля мальвы, в блузке, прилипшей к трепету кожи, в девчоночьей юбке.
Вошла она в дом.
Когда февральский человек мне молчит, я слышу журчанье дождя; я вижу излучины поздневечерней реки; я чувствую грусть тускнеющих на ночь кувшинок;
мне досконально понятен тот путь, который сокрыт в тумане молчащей души;
я соучастен дрожанью тугих камышей;
я верен плесканью глубокого озера;