Ежевика в долине. Король под горой

Илия перевернулся лицом в подушку и тихо заплакал. Безучастные стены монаршей спальни видели много слез, откровений, смертей, радости, измен и болезней. Очередная трагедия просто захлебнулась, приглушенная геральдическими шторами и старинными гобеленами, скрывающими полки и тайные проходы. Илия всегда любил уроки истории, но уже всем сердцем ненавидел свой параграф. Он знал, что будет сотни раз возвращаться к той неизвестной кровати с замученной Гислен, все никак не способной разродиться, и умолять Эльфреда забрать его, только бы оставить в живых и невесту, и лучшего друга. Но Эльфред уже мертв во всех мирах и Гислен упокоилась в холодном склепе Лореттов. И иногда, не выдержав, кулак Илии будет бить по незанятой никем перьевой подушке, потому что молодой король так и не научится спать посередине постели, всякий раз скатываясь на край, обнажая последствия его выбора. И редко, несправедливо редко, ему будут сниться сны, которые не имеют ничего общего с правдой, но именно они будут ближе всего к Истине.

Эпилог

Роса ненастных грез еще поблескивала на светлых пушистых ресницах. Илия ворочался и мычал всю ночь, даже чуткий Тристан перестал реагировать на его кошмары. Они все повторяли самый первый – непрошеный гость в королевской спальне.

Когда усталость взяла над Илией верх, он провалился в зыбкие пышные перины и беспамятство крепкого сна. А потом он очнулся в долине фей. Гормовы холмы шумели знакомыми травами. Он точно знал, что ему нужно домой. И он шел, почти что летел: сквозь опустевший лес, руины Пальеры, настороженных постовых, брошенные окопы, гремящие битвы, осиротевшие деревни, сборища на вокзалах прифронтовых городов, все ближе и ближе к столице, пока не ворвался неугомонным ветром в королевский дворец. Его стремительные ноги не касались лестниц, ковровых дорожек в коридорах и мраморных плит. Он в нетерпении ворвался в свою спальню, поднялся над кроватью и рухнул в свое спящее тело. Илия резко открыл глаза. Между ним и голубой парчой балдахина парила фигура рыжеволосой девушки, невесомой и тонкой, с любопытством разглядывающей его. Когда их глаза встретились, незнакомка по-детски улыбнулась и протянула к нему указательный палец.

– Проснулся, братец-король! Кабы не так: во сне не считается! Сестры меня к тебе не пускают, говорят, дурочка и опозорю их. А я всех перехитрила.

Девчонка игриво хихикнула. Ее смех был меньше всего похож на человеческий голос. Скорее на перезвон серебряных бубенцов в лошадиной упряжке или стук тонкой десертной вилки о чистый хрусталь фужера. Прозрачность помыслов плескалась в ее бурлящей речи, а разноцветные образы расплывались врассыпную шустрыми мальками, стоило попытаться ухватить их пятерней. Болтала, что думала. Ее внимание не могло задержаться на месте ни секунды, словно оно было таким же невесомым, как ее эфемерное тело, словно ее мысль никогда не знала земного притяжения. Фея то щебетала про коварных сестриц, то неожиданно удивлялась цветочному узору на шторах, то подлетала вплотную к Илии, чтобы разглядеть его профиль и совершенно искренне выразить недовольство о его несоответствии ее представлениям о королевских носах.

Послышались шаги Тристана, копошащегося у входа. Судя по высказанным возмущениям и характерным звукам, он пытался в темноте попасть ступней в тапочки. Он почти у дверей. Стук.

Летающая девушка обернулась на шум и обхватила свой рот двумя ладонями, будто это была единственная возможность замолчать. Ее вскинутые брови выдавали испуг. Она совсем не хотела попасться, если это, в принципе, было возможно.

– Свидимся, братец-король! – бросила она, прежде чем упорхнуть в окно.

Тристан вошел без дозволения, замерев у порога. Илия со сдавленным криком очнулся.

– Ты в порядке? Ты как-то странно хрипел…

– Слишком часто феи врываются в мою спальню. От вас есть оберег? – раздраженно ответил король и бросил в адъютанта подушкой.

Первые лучи новой эпохи озарили Эскалот. На шпилях башен, вихрясь, хлопали флаги в унисон с птичьими крыльями. Обрывки бумажных гирлянд носились по бульварам, то и дело норовя прилететь эскалотцам в лицо. На подошвы прилипали лепестки и конфетти, залитые сладкими напитками. Мальчуганы, разносящие газеты, встали ни свет ни заря – новостей было так много, что иные газетчики добавили специальные выпуски к своим ежедневным изданиям. Недовольные дворники ворчали, что во всеобщий выходной им больше обычного придется работать, а неуемные голуби на площади только добавляли бардака и потом, неудовлетворенные проделанной работой, летели под черепицу курлыкать, чтобы их могли возненавидеть все горожане, что тешили себя надеждой выспаться. Илия задернул щель в пологе и постарался сберечь остатки утра от наступающей суеты.

На дворцовой парковке заревели моторы нескольких служебных машин: на рассвете министр Гавел отбыл с дипломатической миссией в империю Кнуд, не пожелав тревожить сына.