Оставшиеся дни без короны на голове Илия тратил на пешие прогулки. Под шляпой с широкими полями он прятал свою приметную шевелюру и свободно расхаживал по рынку, гулял в сквере у родительского дома и даже однажды забрел в кинотеатр. До ушей Илии то и дело долетали обрывки фраз, покромсанных острыми ножницами цензуры и набитых соломой пересудов. Так он узнал, что обещал понизить цены на мясо втрое и малоимущим раздать по ослу с телегой. Правда, эту причудливую графу транспортной реформы тут же высмеяла булочница: «Дурень, какие ослы в столице? Обещали бесплатный проезд на трамваях!» Илия, сдерживая смех, поджал губы, оценив запросы горожан. Но лучшим из услышанного было заверение одного пожилого джентльмена: «Говорят, в траур вешать не будут, а на праздники – еще и не расстреливать!» Суеверия заполонили Эскалот, Илия полагал, что причина перемен напрямую связана с ним. Уверовать в своеобразное возрождение Эльфреда Великого было нетрудно. Слишком много сошлось совпадений: история о поднятом в бой танке по имени «Ужас», двенадцать золотых молний, практически одновременная смерть короля Норманна II и вождя Кургана в Радожнах. И если болезни и старость Удильщика виделись вполне естественными причинами, то радожскому вождю было всего пятьдесят четыре года, и он славился отменным здоровьем – «богатырским», как говорили на его родине. Илия отдал приказ отправить письмо его вдове Рогневе Бориславовне с соболезнованиями.
– Фигурально она не вдова, – поправил лорд Гавел сына наедине после долгого заседания с советниками и министрами. – В Радожнах нет культуры брака. Мужчина и женщина могут прожить вместе многие годы, хоть до старости, но их отношения никогда не будут официальными. А все дети принадлежат и опекаются единой общиной Радожен. Большинство из них также воспитываются в родных семьях, но официально они общие. У вождя Кургана нет детей, да и после революции власть еще ни разу не сменялась. Поэтому неизвестно, чего ожидать. Обозленные эмигранты и враги Радожен называют Рогневу наложницей, но сам вождь звал ее по полному имени на публике, а в личной переписке, как говорят, «верной подругой». Народ иногда обращается к ней «матушка Рогнева Бориславовна». Это очень почетное обращение. Теперь они не называют никого господами, но родительские прозвища – это дань большого уважения. Несмотря на неустойчивость ее статуса, это самая влиятельная женщина в Радожнах. Тебе стоит заручиться ее поддержкой.
Илия внимательно его слушал и мотал на ус каждое слово.
– Кто сейчас правит Радожнами?
– Полагаю, Совет воевод, – задумчиво произнес лорд Гавел. – Мы так сконцентрировались на войне с Кнудом и твоей миссии, что я уже и не знаю актуальных новостей из тех земель. Радожны притихли. Самое время склонить их на нашу сторону. Хотя Великий кесарь может попытаться перехватить эту инициативу. После твоей коронации я уеду в Кнуд.
– Прости, ты собрался в Империю и только сейчас мне об этом сказал? – возмутился Илия. – Это не семейный вопрос. Я послезавтра взойду на престол, а ты, один из моих министров, сообщаешь, что самовольно решил отправиться в стан врага?
Его недовольство позабавило лорда Гавела, однако он извинился.
– Следовало посоветоваться с тобой, ты прав. Но это были сложные дни, а времени у нас не так много. Рольф – мой кузен, мы списались лично. Он ждет меня на переговоры. Это парламентерский визит, он безопасен, насколько это будет возможно.
– Но почему именно ты? – Илия будто со стороны услышал собственную детскую обидчивую интонацию.
– Я – министр иностранных дел. И потом, я единственный знаю Рольфа достаточно, чтобы понять, прошел ли он тот же путь, что и ты. Ты говорил, что сражаешься со Лжецом…
Илия согласно кивнул и бросил взгляд на экран телевизора в кабинете. Репортаж прощальной церемонии в Радожнах показывал все величие ушедшего правителя и любовь народа к нему. Все белокаменные Хоромы и площадь перед ними были усыпаны цветами, бесконечная человеческая масса не имела конца и края. И только монохромная пленка добавляла скромности пышным похоронам вождя. Мимолетная зависть скользнула в душе Илии юркой змейкой. Он отогнал ее и посмотрел на эскиз короны, лежащий перед ним благостным обещанием, что его правление не померкнет на фоне броской фигуры радожского лидера.