Ежевика в долине. Король под горой

Спальни послушников были похожи на казармы. Ночью пустота пространства не так давила, как днем озаренная солнечными лучами аскеза. Тогда-то все было явно наперечет: семь кроватей, семь табуретов возле них, один шкаф на всех. В нем ровно восемь полок; на семи из них лежали аккуратно сложенные короткие брюки, рубашка, гетры, свитер, галстук и портупея, а восьмая всегда пустовала. Ее ни за что нельзя было занимать: у членов Ордена и школяров должно быть всего поровну, даже если это было вот так нелогично. Семь серых кителей висели на штанге в платяном шкафу. Личных вещей у каждого послушника мало, даже мыло и полотенца общие.

Посреди спальни стоял чугунный очаг – единственный источник тепла, не считая семерых ребят. Изо ртов шел пар, когда кто-то из них шумно выдыхал во сне. Они привыкли терпеть, выучились объяснять необходимость добровольных лишений, некоторые даже могли воспевать свои тяготы и жертвы. Каждый в этой комнате был младше тринадцати лет, потому никто из них еще не научился заправски храпеть, как это делали старшие ребята. Избалованные беззвучными ночами, мальчишки спали чутко и ворочались, заслышав шорох. Стылый неуютный покой царил в любой из таких комнат. А еще кричащая нехватка того самого важного, в чем так нуждался каждый юноша: тишины внутри задернутого полога, любимых безделушек и непринужденного беспорядка.

Ничего подобного здесь не находилось. Каждому послушнику Ордена разрешалось хранить одну книгу и одну личную вещь. Вот и Тристан имел такую – Ситцевого рыцаря, тряпичную куклу. Игрушку еще в раннем детстве смастерил для него сэр Мерсигер, почитаемый и обожаемый школярами наставник. До того он проникался судьбой каждого ученика, что не смог обделить заботой осиротевшего Тристана. Учитель тогда взял зеленую ткань – кривой обрез ситца, что хранился у маленького Тристана, и сшил ему куклу, а вместо копья вложил в игрушечную руку обструганную и разукрашенную веточку терна. Сэр Мерсигер рассказал, что кричащего годовалого Тристана привезли завернутым в этот самый ситец и что кусок ткани походил на наспех разрезанную юбку или платье. И Тристан всю жизнь верил, что эта юбка или платье когда-то принадлежали его матери. Оттого он так крепко любил своего Ситцевого рыцаря. Тристан говорил:

– Вы, сэр, служите прекраснейшей из дам – моей матушке, раз носите на себе часть ее платья!

А Ситцевый рыцарь отвечал:

– Конечно, Тристан! Большая честь служить такой леди! Вот сами и поймете, как станете рыцарем.

– Вам следует быть идеальным, чтобы не посрамить ее имени, – поучал его Тристан.

– Для того и стараюсь! Я бы не посмел запятнать ее честь своими недостатками.

– А разве они у вас есть, сэр? – удивился Тристан.

– Всего один: я неживой, – ответил Ситцевый рыцарь, сотрясаемый рукой мальчика.

– Так не пойдет. Ее бы это очень оскорбило и, я уверен, расстроило.

Ситцевый рыцарь браво взмахнул копьем и закивал, подталкиваемый указательным пальцем Тристана.

– Вот и я думаю, что не пойдет. Нам должно это исправить!

В хрупкий мир под пледом ворвался голос извне.

– Тристан, что ты там делаешь? Ложись спать!

Нехотя и выждав, Тристан ответил:

– Не мешай, Гаро, я на военном совете.

Послышался вздох, полный возмущения. Военные советы длятся долго, как говорят.

– Какой еще совет за полночь? Спи давай! – шикнул Гаро.

Но в шатре из старого пледа решались судьбы. Спать было нельзя.

– Как же, сэр, мы можем это исправить? – резонно спросил Тристан. Он совсем не представлял, как можно кого-нибудь оживить.

– Проще, чем кажется. Но для начала скажите, вы меня любите?

– Люблю как самого верного из товарищей! – заявил Тристан. И ему показалось, что Ситцевый рыцарь выгнул набитую грудь колесом.

– Тогда нет никаких препятствий для нашей церемонии, – уверил его Ситцевый рыцарь. – Просто пожелайте, чтобы я был живым, и я буду.

Тристан бы и рад был остановиться, но игра его увлекла. Ну и поругали бы его наставники, узнай они, что он играет в магические ритуалы.

– Но я и так желаю. Не сомневайтесь, сэр, я бы хотел… – он не знал, как произнести это желание. Чтобы Ситцевый рыцарь ожил? Чтобы говорил сам? Чтобы превратился в человека?

– Так подарите мне душу, господин, – объяснил он.

– Как?

– Дайте мне имя, если вам его не жалко.

Тристан задумался. На ум ничего не шло.

– А что же вам Ситцевый рыцарь не по душе?

– Хорошее прозвище, зовите меня так, коли угодно, – сказал он. – Но вы всегда обращаетесь ко мне «сэр». Как рыцарю жить без имени?

Тристан улыбнулся, он вдруг все понял.

– Что ж, так имени мне для вас совсем не жаль. Вы будете сэр Трувер, Ситцевый рыцарь! – воскликнул он, отчего соседи по комнате заскрипели кроватями.

– Вы… Вы даете мне свое имя? – растерянно спросил Ситцевый рыцарь, и Тристан вдруг услышал совершенно чужой, мужской голос, совсем не похожий на свой, ребяческий.

– Вы живы! – прошептал ошарашенный Тристан. Он вдруг заметил, что тканевая фигура двигалась сама, совсем без усилий его пальцев. Он бережно положил куклу на подушку. И Ситцевый рыцарь закивал.