«После назначения первым заместителем Л. П. Берия в один из дней, когда заместитель наркома проводил ознакомление с людьми и штатами ГУГБ, ко мне явился взволнованный Николаев[111]
и сообщил следующее: во время ознакомления с работниками 3-го отдела зам. наркома задал прямой вопрос одному из них, не завербован ли он? Не могу… точно сказать, был ли этот вопрос задан в присутствии Николаева или нет, но Николаев об этом факте знал и мне рассказал, как об очень тревожном обстоятельстве»{424}.Та же сценка повторилась и при утверждении нового начальника Ростовского областного УНКВД Д. Д. Гречухина, который рассказывал коллегам, что пережил очень тяжелый момент, когда в ходе беседы с Ежовым и Берия последний поинтересовался, вербовал ли кто-нибудь его, Гречухина, в какую-либо антисоветскую организацию{425}
.Подобные вопросы вызывали тем больший страх, что одними только беседами Берия не ограничивался. Уже в первые дни его пребывания в новой должности были арестованы такие известные чекисты, как начальник Отдела оперативной техники М. С. Алехин и начальник одного из отделов Транспортного управления НКВД А. П. Радзивиловский. Неделю спустя аресту подвергся начальник Главного управления пожарной охраны НКВД М. Е. Хряпенков (назначенный на эту должность еще при Ягоде), затем начальник Транспортного управления НКВД Б. Д. Берман, начальник сталинградского УНКВД Н. Д. Шаров, нарком внутренних дел Молдавии И. Т. Широкий и ряд других руководящих работников НКВД. Обнаружив имевшиеся на них компрометирующие материалы, Берия настоял на аресте, и у Ежова уже не было возможности защитить своих подчиненных.
В те дни, по словам очевидцев, он буквально не находил себе места, ничем не занимался, нервно ходил по кабинету, ничего не предпринимая и болезненно переживая каждое мероприятие, проводимое Берией.
Именно тогда Ежов распорядился уничтожить так называемый спецархив, где по его указанию, начиная с июля 1938 г., хранились документы, компрометирующие руководящих работников НКВД и партийно-государственную верхушку. При этом материалы, касающиеся Берии, Вышинского, Фриновского, Маленкова, Хрущева, Поскребышева и некоторых других видных деятелей, Ежов поместил в свой личный сейф, ключ от которого имелся только у него.
Пока Ежов в смятении наблюдал, как власть в НКВД постепенно ускользает из его рук, у него появился еще один влиятельный противник. Поняв, в какую сторону подул ветер, в оппозицию к нему перешел заведующий Отделом руководящих партийных органов Г. М. Маленков. Они познакомились в 1927 г., когда вместе работали в Организационно-распределительном отделе ЦК, Маленков — инструктором, а Ежов — заместителем заведующего. Затем их пути на время разошлись. Ежов продолжал работать в ЦК, а Маленков был назначен заведующим Организационно-инструкторским отделом Московского комитета партии. Осенью 1934 года он был возвращен в аппарат ЦК на должность заместителя заведующего Отделом руководящих партийных органов, и когда руководить отделом стал Ежов, Маленков оказался его заместителем. После того как в феврале 1936 года Ежов из отдела ушел, а Маленков его возглавил, они остались приятелями. Маленков часто бывал у Ежова на квартире и даче, и, если бы все продолжалось как раньше, возможно, ничто не омрачило бы их вполне товарищеские отношения.
Однако летом 1938 года появились признаки того, что Ежов утрачивает расположение вождя, а последовавшее в конце августа назначение Берии первым заместителем наркома внутренних дел показало, что время Ежова подходит к концу и что ему, возможно, уготована роль очередного козла отпущения, на которого будет возложена основная ответственность за творящиеся в стране беззакония. В этих условиях Маленков принимает решение резко отмежеваться от своего впавшего в немилость товарища и заявить о себе как о решительном противнике тех «искривлений линии партии», которые были допущены Ежовым и его людьми.
Подготовив докладную записку с изложением своих новых воззрений, Маленков передал ее в секретариат Сталина. Впоследствии он так рассказывал сыну об этом событии: