Ежов. История «железного» сталинского наркома

— Когда Ягода завербовал вас в свою подпольную организацию?

— В 1920 году, когда Ягода был членом коллегии ГПУ, а я — секретарем СНК и особо уполномоченным ГПУ.

— Почему вы согласились встать на этот предательский путь?

— Ягода сказал, что не доволен Советской властью, будет бороться с ней с целью реставрации буржуазного строя. Ему откуда-то было известно, что я, как бывший эсер, придерживаюсь аналогичных взглядов. Я согласился и сразу же стал выполнять его задания.

— Что за задания?

— Я поставлял ему информацию о деятельности СНК и сведения о личном составе ГПУ, поскольку как особо уполномоченный занимался этим вопросом. Потом, работая в секретно-политическом отделе, я передавал Ягоде данные по агентурно-оперативной деятельности в среде бывших эсеров.

— Вы продолжали сотрудничать с Ягодой вплоть до его ареста в апреле 1937 года?

— Да. Даже после ухода Ягоды из НКВД я продолжал поставлять ему секретную информацию, которую он передавал правым.

— Кто еще из руководства НКВД входил в вашу организацию?

— Прокофьев, Миронов, Молчанов, Гай, Паукер, Буланов, еще Островский и Бокий. Но об их подрывной деятельности в НКВД мне не известно, поскольку Ягода не посвящал меня в это.

Николаев-Журид, видимо, остался доволен, как Коган справился с этим делом, поскольку, слегка улыбнувшись, подмигнул ему. Потом он пристально посмотрел на Агранова и сказал:

— Гражданин Агранов, подтвердите, что вы дали эти показания добровольно, без какого-либо принуждения и давления на вас.

— Да, я это подтверждаю.

— Тогда подпишите протокол. У вас есть какие-нибудь просьбы, жалобы?

Агранов трясущейся рукой стал подписывать переданные ему следователем бумаги, потом, тяжело дыша, встал со стула и сказал, обращаясь к Ежову:

— Я понимаю, что вина моя колоссальна и не будет пощады. Я кругом виноват и во всем сознался. Прошу вас, Николай Иванович, не наказывать мою семью. Никто из моих близких не знал о моем предательстве, в первую очередь я маскировался от них. Поверьте, они ни в чем не виноваты.

На глазах Агранова навернулись слезы, и он стал вытираться рукой.

— А я больше не могу жить, — продолжал Агранов, задыхаясь и всхлипывая. — Расстреляйте меня скорее, каждый день жизни для меня мука…

Коган поднялся и вышел в приемную за конвоем, а Ежов молча сидел за столом и смотрел в окно, прислушиваясь к монотонным ударам дождя по стеклу.

17 ноября 1937 года

Вот уже более полутора месяцев генерал-лейтенант Евгений Карлович Миллер под чужим именем сидел во внутренней тюрьме на Лубянке и давал показания.

Руководитель эмигрантской белогвардейской организации в Париже «Российский общевойсковой союз» (РОВС), известный по секретной переписке НКВД как Дед, был похищен 22 сентября 1937 года и переправлен в Советский Союз.

Перед Ежовым лежала папка с показаниями семидесятилетнего генерала, который в Гражданскую войну был одним из ближайших сподвижников Колчака, а, находясь в эмиграции, в 1930 году возглавил РОВС после бесследного исчезновения из Парижа его руководителя генерала Кутепова. На самом деле Кутепов был похищен опергруппой ОГПУ, которую возглавил известный чекист Сергей Васильевич Пузицкий, принимавший участие в операциях «Трест» и «Синдикат». До Москвы Кутепова довезти не удалось, он скончался на пароходе от сердечного приступа.

Показания Миллера интереса не представляли. Все, что он говорил, было давно известно НКВД через внедренную в РОВС агентуру, а также через прослушку, которую удалось организовать в штаб-квартире этой организации.

В 1934 году финансовые затруднения заставили Миллера перевести штаб-квартиру РОВСа в менее дорогостоящее помещение. Действовавший в Париже агент НКВД под псевдонимом Иванов предложил генералу помещение на первом этаже в своем доме за весьма умеренную плату. К моменту переезда Миллера комнаты в его квартире были оборудованы подслушивающими устройствами, что давало НКВД возможность записывать разговоры Миллера с его подчиненными. Миллер не интересовал НКВД ни как источник информации, ни как фигура для какой-либо шумной пропагандистской акции. Разработанный иностранным отделом и доложенный Сталину Ежовым вскоре после его прихода в НКВД план устранения Миллера — похищение и вывоз в Советский Союз — был направлен на то, чтобы РОВС после этого возглавил ближайший помощник руководителя белогвардейской эмиграции генерал-майор Николай Владимирович Скобин — надежный и многолетний агент НКВД, значившийся как Фермер и имевший кодовый номер для телеграфной переписки «ЕЖ-13». А это означало бы полный разгром движения белой эмиграции за границей.