«Не дорого ценю я громкие права…» – значительно более сложное стихотворение, изобилующее стилистическими нюансами, из которых экзотическая маска (подзаголовок) лишь один. Именно контрастно выделяясь в стихотворении, в котором нет совершенно никаких других «итальянских» деталей, подзаголовок осуществляет ироническую стилевую функцию. В то же время этот контраст побуждает читателя искать объяснения факту, зачем поэт скрывается за экзотической маской. Отсутствие экзотических деталей в стихотворении, анонсированном как иностранное, переадресовывает читателя из условной «Италии» к русской реальности. Итальянский подзаголовок в контрасте с отсутствием итальянской темы в тексте является здесь эзоповским приемом, который увязывает стихотворение с контекстом биографии поэта, с его эпохой (ср. V.2).
1.1.2. В качестве последней иллюстрации отличия эзоповской сатиры от других проявлений иронии покажем, как по-разному обрабатывается двумя поэтами один и тот же жизненный материал.
Идеологическая установка стихотворения Маяковского «Мексика» – показать, что, несмотря на экзотику, Мексика является страной ненавистной и тягостной для автора буржуазности, той буржуазной серости и скуки, синонимом которой была для Маяковского абсолютно неэкзотическая Латвия. Он пишет:
Подставляя вместо ожидаемого «коррида», «бой быков» прозаическое «режут быков», Маяковский добивается желаемого иронического эффекта.
Поэма Евтушенко «Коррида» (1967) построена на персонификации всех участвующих в испанском зрелище традиционных персонажей и предметов. Следует один за другим монологи быка, бандерилий, лошади пикадора, публики, продавцов мороженого, тореро, бывшего тореро, песка, крови, испанского поэта. В каждом монологе звучат мотивы жестокости, предательства, обмана, оппортунизма. Стилистические неожиданности здесь другого рода, чем у Маяковского. Маяковский, иронизируя, открыто сравнивает мексиканскую корриду с рижской коммерческой бойней. У Евтушенко нет открытых сравнений трагедии испанского народа, о которой говорится в насыщенных метафорами монологах, с трагедией другой страны, но в тексте имеется длинный ряд стилистических (лексико-фразеологических) сдвигов (см. III.5.6). Например, в речи бандерилий, которыми травят несчастного быка, слова из жаргона советской официальной критики, нередко употреблявшиеся и в критических проработках самого Евтушенко: «загибчики», «абстрактный гуманистик». В речи продавцов звучит жаргон московской улицы:
И далее – «правительственная ложа», «ни шиша общественно не значат» и т. п.
Путем последовательного применения таких однотипных сдвигов осуществляется превращение поэмы в эзоповскую аллегорию. Дополнительным указателем для способного к декодированию, т. е. хорошо осведомленного, читателя служит знание, что в индивидуальном эзоповском коде Евтушенко «Испания» регулярно означает «Россия» (см. V.2).
2. Семантический механизм эзоповского высказывания
2.0. Рассмотрим элементарную семантическую структуру эзоповского высказывания. (Строго говоря, семантический анализ не относится непосредственно к науке о литературе, а скорее к лингвистике и семиотике культуры, но теория литературы и есть по своей природе вторичная дисциплина, опирающая свои построения на данные других наук.)
С семантической точки зрения нет естественного различия между эзоповским высказыванием и загадкой фольклора, которую определяют как «текст, денотатом которого служит некоторый объект, в самом тексте явно не названный», и, чтобы отличить загадку от иных перифрастических, метафорических, метонимических текстов, в определение включается: «Функцией этого текста является побудить адресата назвать объект-денотат»134
. В качестве текста загадка представляет собой «неполное и/или искаженное (трансформированное, метафорическое) описание загаданного объекта»135. Эти определения мы принимаем как адекватные для семантического описания намека (эзоповского высказывания в бытовой речи или социальной ситуации)136.2.1. Здесь мы приводим из собственных наблюдений эзоповское высказывание, выраженное в форме организованной ситуации, своего рода эзоповский