Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования

У меня все черновые этого поэтического бреда, который сам по себе интересен, но сердца этих людей "фабричного отребья" — еще интереснее. Именно "всем можно верить", — всё способны перетолковать "во славу божью и славу России". И не забудьте, что ведь все обеспорточнились до последнего лохмотья!.. И последнее у них обобрала дама, нигилистка, перешедшая в ирвингизм и сотрудничествовавшая у Цитовича в "Береге"[1721]… Все это курьезно, тепло и вам к масти. Называется это "Кустарный пророк. — Религиозное движение в фабричной среде". Будет это просто, но цельно и тепло, и, кажется, может способствовать изменению взгляда на "воспламенимость безнравственного фабричного элемента". — Очерк объемом в 2-2 1/2 листа. Если нужно скоро, и если мне верите, то можете начинать, не ожидая конца, и в таком разе напишите, — я вам тотчас вышлю начало, а потом и конец. Суть дела вы теперь знаете: фабричные — те же русские люди, стоящие доверия, а не "элемент социализма". Эпиграф взят у Достоевского "можно верить"".

Через два дня — 11 февраля — Лесков продолжает:

"Ожидаю ответа и привета. Первую порцию (на один номер) дал переписывать. 14-го могу выслать. Называется так:

Фабричный пророк. очерк (из рассказов о трех праведниках)

(Эпигр<аф>) "Нашему народу можно верить, — он стоит доверия"

Ф. Достоевский[1722]

Отвечайте: все ли переписывать и присылать сразу, — или можно посылать по частям? Писано в вашем духе, как сапоги на заказ. Иного, более подходящего сюжета сейчас изобрести не могу. Рассказ о живом человеке, — с его согласия. Он старик, ткач.

Н. Лесков"

Дальнейшие письма Лескова к И. С. Аксакову посвящены той же теме.

13 февраля

"Я получил вчера ваше письмо от 11-го февраля[1723], но еще прежде его получения предпринял все, что вы пишете, и как вы думаете. Первая долька переписывается; студентка, занятая этим делом, принесет тетрадку завтра (14); вечером я прочту и еще раз поправлю, а 15 или много что 16-го пошлю вам заказным письмом. — Затем задержки не будет. Делил я, имея в виду все, о чем вы пишете, — т. е. возможную цельность эпизодов; интерес, заостряемый к концу каждого отрывка, и размер, сообразно месту в издании. Это все мы знаем в тонкость; но другое дело достоинство рассказа. Вы меня немножко смущаете большими ожиданиями "художественности"… Рассказ будет может быть жив, может быть интересен, — несомненно оригинален и правдив и представит такую группу честнейших чудаков из самого "отребья", что порою это даже невероятно, но все это развивается свитком, лентою, без апофеоза, даже без "кульминационной точки".