Читаем Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников полностью

подъехавший к самому эшафоту.

- Я хочу проститься с моими товарищами! - отвечал Петрашевский.

- Это вы можете сделать, - последовал великодушный ответ. (Можно

полагать, что и у него сердце было не каменное и он по своему разумению

исполнял выпавшую на его долю трудную служебную обязанность, но под конец

уже и его сердцу было нелегко.)

Петрашевский в первый раз ступил в кандалах; с непривычки ноги его

едва передвигались. Он подошел к Спешневу, сказал ему несколько слов и обнял

его, потом подошел к Момбелли и также простился с ним, поцеловав и сказав что-

то. Он подходил по порядку, как мы стояли, к каждому из нас и каждого

поцеловал, молча или сказав что-нибудь на прощание. Подойдя ко мне, он, обнимая меня, сказал: "Прощайте, Ахшарумов, более уже мы не увидимся!" На

что я ответил ему со слезами: "А может быть, и увидимся еще!" Только на

эшафоте впервые полюбил я его!

Простившись со всеми, он поклонился еще раз всем нам и, сойдя с

эшафота, с трудом передвигая непривычные еще к кандалам ноги, с помощью

жандарма и солдата сошел с лестницы и сел в кибитку; с ним рядом поместился

фельдъегерь и вместе с ямщиком жандарм с саблею и пистолетом у пояса; тройка

сильных лошадей повернула шагом и затем, выбравшись медленно из кружка

столпившихся людей и за ними стоявших экипажей и повернув на Московскую

дорогу, исчезла из наших глаз.

Слова его сбылись - мы не увиделись более; я еще живу, но его доля была

жесточе моей, и его уж нет на свете!

Он умер скоропостижно от болезни сердца, 7 декабря 1868 года, в городе

Минусинске Енисейской губернии, и похороны его были 4 января 1869 года {2}.

В 1882 году на могиле его поставлен временно деревянный крест

проживавшим с ним вместе в Вельском г. Никитою Всеволожским. Заметка о

смерти его и о последнем году его тяжелой ссылки в Минусинском округе

напечатана в "Русской старине", 1889, май, за подписью М. Маркса, и

оканчивается словами: "Gravis rait vita, laevis sit ei terra!" ("Тяжела была жизнь

его, пусть будет легка ему земля!")

154

Пораженные всем, что происходило на наших глазах, по отъезде

Петрашевского стояли мы еще на своих местах, закутавшись в шубы, отдававшие

противным запахом. Дело было кончено. Двое или трое из начальствующих лиц

взошли на эшафот и возвестили нам, по-видимому с участием, о том, что мы не

уедем прямо с площади, но еще прежде отъезда возвратимся на свои места в

крепость и, вероятно, позволят нам проститься с родными. Тогда мы все

перемешались и стали говорить один с другим...

Впечатление, произведенное на нас всем пережитым нами в эти часы

совершения обряда смертной казни и затем объявления заменяющих ее

различных ссылок, было столь же разнообразно, как и характеры наши. Старший

Дебу стоял в глубоком унынии и ни с кем не говорил; Ипполит Дебу, когда я

подошел к нему, сказал: "Лучше бы уж расстреляли!"

Что касается до меня, то я чувствовал себя вполне удовлетворенным как

тем, что просьба моя о прощении, меня столь после мучившая, не была уважена, так и тем, что я выпущен наконец из одиночного заключения, жалел только, что

назначен был в арестантские роты куда-то неизвестно, а не в далекую Сибирь, куда интересовало меня дальнее весьма любопытное путешествие. Сожаление мое

оправдалось впоследствии горькою действительностью: сосланным в Сибирь в

общество государственных преступников, в страну, где уже привыкли к

обращению с ними, было гораздо лучше, чем попавшим в грубые,

невежественные арестантские роты, в общество воров и убийц и при начальстве, всего боящемся.

Я был все-таки счастлив тем, что тюрьма миновала, что я сослан в работы

и буду жить не один, а в обществе каких бы то ни было, но людей, загнанных, несчастных, к которым я подходил по моему расположению духа.

Другие товарищи на эшафоте выражали тоже свои взгляды, но ни у кого

не было слезы на глазах, кроме одного из нас, стоявшего последним по

виновности, избавленного от всякого наказания, - я говорю о Пальме, Он стоял у

самой лестницы, смотрел на всех нас, и слезы, обильные слезы, текли из глаз его; приближавшимся же к нему, сходившим товарищам он говорил: "Да хранит вас

бог!"

Стали подъезжать кареты, и мы, ошеломленные всем происшедшим, не

прощаясь один с другим, садились и уезжали по одному. В это время один из нас, стоя у схода с эшафота в ожидании экипажа, закричал: "Подавай карету!"

Дождавшись своего экипажа, я сел в него. Стекла были заперты, конные

жандармы с обнаженными саблями точно так же окружали наш быстрый

возвратный поезд, в котором недоставало одной кареты - Михаила Васильевича

Петрашевского!

П. К. МАРТЬЯНОВ

Петр Кузьмич Мартьянов (1827-1899) - писатель. Поместил множество

стихов, повестей, исторических и историко-литературных работ и статей по

военным вопросам во "Всемирном труде", "Древней и новой России", 155

"Историческом вестнике", "Ниве", "Солдатской беседе" и др. Печатал также

юмористические стихи под разными псевдонимами: "Эзоп Кактус", "Бум-Бум",

"Петя", "Крюк" и др. Отдельно изданы им "Песни сердца поэта-солдата" (СПб.

1865), "Вешние всходы. Статьи, эскизы, наброски и песни" (СПб. 1872), "Цвет

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука