Ф. М. Том 2

Он с уважением посмотрел на вертящийся фонарь.

— Вряд ли.

Сестричка поглядывала на Валеру и (по глазам было видно) улыбалась. Видно, ко всякому на своей аховой работе привыкла. Тут если всё к сердцу принимать, никаких нервов не хватит.

— Эхе-хе, — вздохнул Расстригин. — Ну, может, все-таки обойдется.

Вернулся на рабочее место, открыл на компьютере «Excel» (все бухгалтерские дела он предпочитал вести сам), поработал некоторое время. Вдруг слышит: в торговом зале что-то звякнуло.

Вышел посмотреть. Вроде никого.

Потрогал дверь — незаперта. А ведь точно помнил, как ключ изнутри поворачивал. Что за мистика?

Высунулся на улицу. Там тоже ни души. Реанимобиль стоял на том же месте, и маячок вертелся, только медсестра куда-то подевалась.

Может, кто-нибудь вошел в лавку и между полок спрятался?

Расстригин был парень непугливый, да и со здоровьем всё о’кей, поэтому не испугался.

— Эй, кто здесь? — крикнул он. — Чего в прятки играть?

А когда отклика не последовало, запер дверь и прошел межполочным лабиринтом.

Не было там никого. Значит, показалось.

Ладно.

Вернулся Валера к кабинету, открыл дверь — челюсть отвисла.

Возле стола, чопорно сложив руки на коленях, восседало невиданное чучело: белые космы ниже плеч, длинномордая собачья маска и красное кимоно.

Как человек веселый и ценящий юмор, Расстригин заржал.

— Классный прикид! Нин, ну ты даешь!

Подумал, что это Нинка, товаровед из «Шерлока Холмса», она обожает всякие приколы. В прошлом году на Хэллоуин пришла на работу в тыкве и целый день так просидела, только на обед сняла. Точно Нинка — у нее свой ключ от двери.

Но собака в красном кимоно покачала головой и хихикнула из-под маски.

— Лен, ты? — подумал тогда Валера на одну свою знакомую, которая работала в детском театре и в принципе могла одолжить какой-нибудь наряд из костюмерной. Правда, непонятно зачем.

Снова хихиканье, отрицательное покачивание мордой.

— А кто тогда?

Расстригин улыбался всё шире. Очень ему было любопытно.

Чучело церемонно поклонилось, достало из широкого рукава визитную карточку.

Там с одной стороны всё было иероглифами, а с другой по-русски напечатано непонятное слово «ИНУЯСЯ». Плюс цветной логотип: точно такая же полусобака-получеловек в белых космах и в красном кимоно.

— Дзутораствуйте, — пропищало неведомое созданье совершенно незнакомым Валере голосом, причем с сильным японским акцентом.

— Вы правда из Японии, что ли? — спросил Расстригин, обалдело вертя в руках карточку. — А почему в маске?

— Такой порядоку. В насей фируме пародзено.

Известно, что японцы обожают всякую униформу. Валера где-то читал, что у них в «Макдональдсе» официанты гамбургерами наряжены.

— А что у вас за фирма?

— Публишный дому, — с поклоном сказала собака и снова подхихикнула.

Валера сначала опешил, а потом засмеялся. Понял: это она так «publishing house» перевела.

— «Публишный дом» — это супер. Только по-русски правильно говорить «издательство». Сотрудничать хотите? Буду рад. Особенно с такой прикольной фирмой. Я Валера Расстригин. А вы — Инуяся-сан?

— Да-да, Инуяся, — закланялась японка.

— Снимайте маску, познакомимся. Японка прикрыла лицо, то есть морду, ладонью.

— Хи-хи-хи. Нерьзя. Не пародзено.

Он развел руками:

— Ну не положено, так не положено. А по какому вы делу?

— Досутоевски.

Тут Валера, наконец, понял. И просиял. Он был уверен, что проект «Классика на CD» будет иметь резонанс. Идея — супер. На одном диске всё собрание сочинений, с указателями, с системой поиска, еще статьи про автора, биография, портреты и иллюстрации, комментарии, музыка. Штука затратная, но рано или поздно должна окупиться. Начал он с Достоевского. Чехов и Толстой были пока в работе.

— CD хотите? — понимающе кивнул он, прикидывая, сколько можно запросить за японские права.

— Нет, хосю пися-рука, — хихикнула Инуяся-сан.

— А?!

— Рукапися, — поправилась японка. — Рукапися Досутоевски.

Вон она про что. Расстригин немного скис.

— Вы про рукопись, которую мне Филипп Борисович Морозов предложил?

Был недавно у Валеры один интеллигентный дядечка, доктор филнаук. Он добыл где-то раннюю редакцию «Преступления и наказания», никогда не публиковавшуюся. Валера взял кусок для проверки, отнес самому лучшему эксперту, одной ученой старушке. Оказалось, в самом деле Достоевский.

Инуяся-сан радостно закивала:

— Мородзофу, Мородзофу!

— Да, собираемся печатать. Я уж договор подготовил. Сенсация — можно сказать, мирового значения. Я пока об этом молчок, потому что Филипп Борисович попросил. А вы откуда узнали? От него?

Снова кивок.

— Где он? Обещал в прошлую пятницу позвонить и не позвонил. А я его телефон задевал куда-то.

— Умирар, — сообщила японка. — Совусем.

И протянула копию свидетельства о смерти. Валера ужасно расстроился.

— Надо же, не такой старый.

— Вот есё бумазька.