ф р финал

В комнату вошли и остановились рядом с ним двое широкоплечих верзил, одетые как лакеи из дворянского дома, с теми же гербами на ливреях и неприятными рожами. Уставились на Тарика с видом ученых псов, готовых выполнить любой приказ. Чем-то они напомнили Гочу и Гачу, хотя не похожи ни на них, ни друг на друга: туповатые ухмылки на широких рожах, не обремененных присутствием мысли, дубоватость осанки... Должно быть, именно такими близнецы будут, когда вырастут.

— Ну, чего сидишь? — спросил один.

— Шевелись давай, — поддержал второй. — Да ты не боись, у нас тут трубочистов нету, так что за целку в попе не беспокойся, никто ее ломать не будет, хы-хы!

Лекарь покосился на них с укоризной — впрочем, мягкой — и улыбнулся Тарику:

— Эти детинушки красноречию не обучены, но положение обрисовали очень точно. У нас в поместье нет людей, питающих противоестественную страсть к мужским задницам, так что с этой стороны вам ничего не грозит, сударь (верзилы глупо лыбились). Ежели будете копаться, они вам быстренько помогут переодеться. Госпожа маркиза не любит ждать, — в его голосе зазвенел металл. — Прошу!

Тарик распрекрасно понимал, что выхода у него нет ни малейшего. Верзилы выглядят глупыми, но двигаются проворно. Любого из них Тарик не одолел бы ни в драке, ни в борьбе, а уж двоих сразу... Что ж, надо подчиниться, а там посмотрим...

Он решился. Косясь на неподвижную троицу, снял свою одежду, аккуратно сложил на постель и напялил принесенное. Насколько

мог оценить, вид у него в прозрачном почти тарлатане был самый нелепый, даже идиотский, но Лекарь кивнул одобрительно:

— Ну вот, вы надлежащим образом одеты для вечернего ужина... Почти. Носки снять забыли.

— Да ты не боись, и босичком дошлепаешь в лучшем виде, — сообщил один из верзил. — У нас повсюду ковры постелены, а полы чисто метены, так что ноженек не замараешь...

Пришлось расстаться и с носками, и он, подчиняясь мановению руки Лекаря, вышел в коридор, где верзилы бдительно встали по бокам, словно поймавшие базарного воришку Стражники. Коридор оказался длинным, а ковер толстым и мягким, так что ноги погрузились по щиколотку. Впереди, в торце, — высокое окно, за которым виден тот же ухоженный парк. Они миновали широкую лестницу — фигурные балясины перил, прижатый медными прутьями к ступенькам ковер... Лестница ведет вверх — значит, тут самое малое два этажа, но это знание тоже ничем не поможет. Ага, эта дверь наверняка ведет в кабинет по соседству с его темницей... но и от этого никакого толку.

Его привели к последней двери (возле самого окна), украшенной таким же врезным замком. Один верзила, ухмыляясь, сказал:

— Ну, ты это, не подкачай...

Второй распахнул дверь, зашвырнул туда Тарика, как котенка, и в замке звонко щелкнул ключ. Удержавшись на ногах, Тарик стал озираться с настороженностью молодого зверька, которого поймали на воле и кинули в клетку в королевском зверинце. И посмотреть было на что...

Прежде всего, оглянувшись на дверь, он увидел, что здешний замок и с внутренней стороны снабжен фигурной скважиной — но не было при нем женской булавки для платья, которой Роля-Прыткий отпирал такие замки играючи, да Тарик и не сумел бы...

Комната была большая и как две капли воды походила на будуар знатной дамы («Блудуар», — с ухмылочкой сказал бы Фишта) — огромная низкая кровать, на затейливой спинке которой тот же серебряный герб, что и на здешних бляхах. Низенький шкафчик

перед высоким зеркалом в еще более затейливой раме, уставленный изящными флаконами, баночками и скляночками («Женская красильня, — фыркнул бы худог Гаспер. — У них красок больше, чем у любого худога»).

И повсюду картины на стенах, а меж ними на низких подставках статуи чуть ли не в человеческий рост, каменные и бронзовые. И все они изображают обнаженных мужчин и женщин, ублажающих друг друга в разнообразнейших позициях — про иные Тарик не читал даже в растрепках и даже от Фишты не слыхивал. И если б только... Вон там две женщины в коротеньких ночных рубашках с распущенными волосами притиснули к стене красивенькую Шко-лярку, и одна задирает ей подол форменного платьица, а вторая уже расстегнула половину пуговиц.

Судя по личику Школярки, ни о каком добром согласии и речи не идет. И вон там насильничают — несколько солдат раздевают молоденькую крестьянку в амбаре. Разбойники на лесной дороге обступили молодую дворянку возле кареты с выпряженными лошадьми, и нет сомнений, что сейчас начнется. Титорша возле мирообраза в углу класса подступает к Школяру. Куда ни глянь, похабень и срамота, а вон там — вообще отпад: нагая красотка с блаженством на лице расположилась на четырках, но пользует ее не человек, а здоровенный косматый пес наподобие пастушеского. Вот уж точно — блудуар...