ф р финал

Тарик быстро шагал по улице. Редко-редко на него лениво побрехивали из-за заборов особенно бдительные и полные дурацкого рвения собаки. Светилось одно окно из дюжины — главным образом те, где лежали калеченые, не попавшие в Лечебницу, но наверняка страдавшие. Однако, несмотря на тягостную невзгоду, жизнь продолжалась: там, где лежала густая тень, порой слышались перешептывания, смешки, а то и тихие девичьи повизгивания — приглушенные, а значит, деланые, политеса ради, означавшие, что парень вольничает руками, а девчонка, прежде чем сдаться, обязана легонечко протестовать. Привычная картина, знакомая Тарику отнюдь не понаслышке, — парочки, уйдя подальше от своих домов, здесь рассвет и встретят.

Даже родители девчонок, прекрасно помнящие собственную юность, преспокойно относятся к такому ночному времяпровождению дочек — знают, что, согласно строгим негласкам, на уличных свиданках главного не произойдет, а иные шалости невинности не порушат. Ну а родители парней сплошь и рядом памятуют древнюю истину: сын не дочка, в подоле не принесет. Противники таких свиданок в меньшинстве. Многие ограничиваются тем, что берут с дочек строжайшую клятву за пределы улицы не выходить. Главное происходит в лесу над рекой и на старой мельнице, но это совсем другой расклад — туда потаенно ходят пары таких годочков, что и случае известных сюрпризов их быстренько поженят, и все сгладится: посудачат на кухнях и забудут очень скоро. Иные крепкие семьи, вполне довольные друг другом и тем, как сложилась жизнь, возникли как раз вследствие тех самых сюрпризов. Их мало, но они есть...

Тарику пришло в голову, что скоро о них с Тами будет говорить вся улица: очень быстро станет известно, что он пришел в дом к девчонке, оставшейся одинешенькой на всю ночь. Прежде такого никогда не случалось. Годовички Тами не остаются одни, в доме всегда кто-то да есть: родители, слуги и служанки, кабальники

и кабальницы, родственники, братья и сестры. Иначе просто не бывало... до сегодняшней ночи. Распрекрасно знал: кое в чем нравы Зеленой Околицы ничем не отличаются от деревенских, незамеченным его приход не останется — в первую очередь теми парочками в тени, мимо которых он прошел. И ведь даже нельзя сказать, что он поступает неполитесно: ни политесы, ни негласки такого просто-напросто не предусматривали — не запрещали и не разрешали. Единственный, кто имеет право заявить ему претензию, — ее дядя, ему и решать...

Ни малейшей гордости он не испытывал, думал об одном: как это отразится на Тами, если дядя узнает? А тот узнает рано или поздно, и Тарик понятия не имел, что на этот счет гласят гаральян-ские установления. Но не поворачивать же назад, отступать поздно, придется идти до конца...

В тени кто-то зашевелился, послышался странный непонятный глухой стук, и гнусавый голос крикнул:

— Тарикер Кунар, стой!

Тарик моментально этот голос узнал и остановился посреди улицы, досадливо поморщившись: только Хорька сейчас не хватало...

Из тени выступил Хорек, в правой руке неся галабарду на длинном древке, нужную ему сейчас, как свинье стекляшки. Остановился в двух шагах, упер древко галабарды в землю, перехватив его рукой поближе к широкому фигурному лезвию, тщетно попытался придать себе осанистость гвардейца у главных ворот королевского дворца. Спросил со своей всегдашней дурацкой подозрительностью:

— Куда собрался посреди ночи?

— Ну, так уж и посреди, — сказал Тарик тем безучастно-ровным тоном, каким всегда разговаривал с Хорьком, чтобы и не злить его, ничего не обострять, и дать понять, что на шею ему не сядешь и ножки не свесишь. Не всем его годовичкам удавалось такой тон выдержать. — Ночь только начинается, Брилетон едва-едва над крышами поднялся...

— Не умничай! Выучили вас... Выпендрежные все стали, мало вас драли... Куда идешь, спрашиваю?

— По своим сугубым делам, — сказал Тарик. — Могут же быть у человека и в ночную пору сугубые дела, ничуть не злодейские... Никаких регламентов не нарушаю, запрета на пешее хождение в темное время нет — и не припомню даже, чтобы он был когда-нибудь...

— Ну ладно, ладно... — примирительно протянул Хорек тоном, свидетельствующим, что первую атаку Тарик отбил, причем, что важно, не разозлил противника. — Сразу уж щетиниться начинаешь, как ежик... Я так, для порядка спрашиваю, потому как для того на ответственную службу и поставлен... К гаральяночке, поди?

Ну вот, извольте... Много народу видело, как они с Тами шли, держась за руки, — люди сделали выводы, пошли разговоры, дошло и до Хорька. Он, конечно, болван болваном, но ушки держит на макушке и прилежно собирает все уличные новости, даже мирные и безобидные — все надеется, придурок, что из чего-нибудь сможет надуть пузырь, позволивший бы ему поступить в Сыскную...