Все на несколько секунд замолчали. Она выпила, запрокинув голову, потом подошла к Мареку и сказала:
– Встань, гадина такая!
Марек встал. Она засунула руку в карман его джинсов. На пол выпали две зажигалки и несколько презервативов.
– Видишь, как он запасся! – крикнула она своему мужу. – Он думал, что ему и сегодня получится переспать с ней! Я требую, чтобы ты вообще больше не давал ему деньги!
– Ну это уже глупости, – ответил отец Марека. – Или ты что, считаешь, если у них не будет презервативов, они не будут спать?
– А вы еще и курите? – спросил Толик.
– Что же это такое?! – Мама раскачивалась на стуле с рюмкой водки в руке. – Наши дети курят, пьют, занимаются сексом! Как мы могли это допустить?! Что мы сделали не так?
– А при чем тут мы? – спросила мама Марека. – Мы работали всю жизнь, мы его лечили, когда он сломал позвоночник! Я два года из клиники не вылезала…
– Не вылезала ты по другой причине, – сказал отец Марека.
– Что?! – Она выпучила глаза.
– А что, я скрывать буду? – Он усмехнулся. – Все прекрасно знали, что ты имела роман с доктором, который его лечил, поэтому мы и не уехали домой…
– Какая же ты скотина!
– Давайте все-таки мы успокоимся и не будем друг друга обвинять, – сказал Толик. – Мы собрались обсудить сложившуюся проблему, а не то, кто из нас… – он на секунду примолк, – что делал…
– Так это и есть самое важное! – не согласился с ним отец Марека. – Именно это и влияет! Вот эта женщина, моя жена, изменяла мне с хирургом по фамилии… Я не помню, Марек, как звали твоего доктора?
– Рубинштейн, – сказал Марек.
– Рубинштейн! – Отец Марека поднял вверх палец. – А почему, кстати, мы до сих пор не можем уехать домой? Потому что у нас работа, да. И квартира… А может быть, она просто спит с Рубинштейном?
Мама Марека вдруг бросилась на мужа и замолотила кулаками по его груди и лицу. Он сбросил ее с себя, и она упала на пол, задев стол. На столе покачнулись стаканы и бутылки. Толик помог ей встать. Отец Марека сидел и тер подбородок, куда она ему врезала. Нас с Анютиком отправили спать.
На следующий день мы встретились с Мареком в школе. Первым уроком была история. Марека вызвали к доске, чтобы проверить его знания по теме “Новое индустриальное общество”.
– Итак, – сказала историчка, – в каком веке начался переход к новому индустриальному обществу в странах Западной Европы?
Марек не смог ничего сказать по этому поводу, и историчка поставила ему “два”. Потом она потребовала, чтобы я встала с места и пересела к Наташе Мироновой. Я встала, собрала учебники и вышла из класса.
После уроков Анютик ждала нас у памятника поэту. Это меня почему-то взбесило.
– Зачем ты тут стоишь?! – крикнула я.
– Я хочу пойти с вами, – сказала она.
– Ты не будешь больше ходить с нами!
– Почему? – удивилась Анютик.
– Потому что тебе двенадцать лет! И ты должна сидеть дома и заниматься!
– Это мы еще посмотрим! – Анютик плюнула в меня и побежала от памятника.
Я догнала ее, повалила на землю и принялась изо всех сил душить. Марек выбросил только что прикуренную сигарету и бросился нас разнимать. В результате Анютик укусила его за палец. Потом она вскочила и крикнула, отряхиваясь, как собака:
– Чтоб вы сдохли оба! Твари! Ублюдки!
Оставшись вдвоем, мы пошли к Мареку и переспали на обеденном столе. Все это было уже невыносимо. Я встала со стола и начала одеваться. Марек открыл окно и закурил.
– Ты хочешь обедать? – спросил он.
– Нет, я пойду, – ответила я.
– Почему?
– Потому что я так не могу.
– Как? – удивился он.
– Так! Нас все презирают! Даже наши родители… Ты мне говоришь про какую-то любовь, а в чем она состоит?! В том, что мы трахаемся на обеденном столе?
– А в чем она должна состоять? – Он выкинул окурок и со злостью захлопнул раму.
– Я не знаю! – сказала я. – Но если это все, что между нами происходит, не надо называть это любовью. Такую любовь можно получить от кого угодно.
– Ну иди и получи! – крикнул он. – Это все, что тебе надо! Можно было с самого начала понять, какая ты шлюха! Ты сразу была готова раздвинуть ноги!
– Это я была готова раздвинуть ноги? – От изумления я даже задохнулась. – А ты разве не этого хотел?!
– Я хотел с тобой общаться! – сказал он.
– Тогда мог бы пригласить меня в театр! А не к себе домой, когда у тебя уехали родители!
Руки у меня дрожали, я путалась в рукавах свитера и никак не могла его правильно надеть. Марек подошел ко мне и обнял, я делала яростные попытки вырваться, но он меня держал.
– Прости меня, – говорил он, – пожалуйста, прости.
Я заплакала.
– Я чувствую к тебе больше, чем только это, – сказал он мне в волосы, – я просто не знаю, как… как тебе это показать.
– Я тоже не знаю, – сказала я.