Фабиан Риск

Муландеру осталось проверить только одну маленькую вещь. Одну-единственную маленькую деталь, которую он оставил напоследок. Но поскольку это была очевидная глупость, он на самом деле не верил в нее. Они имели дело с преступником-интеллектуалом, почти суперинтеллектуалом. И оставлять такой след было бы ниже его достоинства и слишком маловероятно. Но он, Муландер, сделает это только по одной причине. Для порядка. Поставит галочку. Проверит. Чтобы потом никто не мог подвергнуть сомнению его работу и раскритиковать его за то, что он не сделал все и немного больше.

Он сел на водительское сиденье и принялся посыпать руль и приборную доску белым порошком.

– Как дела? – это была Тувессон.

– Ни к черту. Даже нет сил говорить об этом.

– И не надо говорить. Можем вместо этого обсудить мой день.

Муландер посмотрел на Тувессон.

– Что-нибудь нашла?

Тувессон кивнула:

– Во всяком случае, я так думаю. Но не надо беспокоиться. Обещаю не использовать это против тебя.

– Против меня?

Тувессон ответила с улыбкой.

– Разве не ты был на сто процентов уверен, что я ничего не найду и что это пустая трата времени?

Муландер вышел из машины и выпрямил спину.

– Астрид, что ты такое нашла?

– Если мои подозрения подтвердятся, – место, где оперировали Ингелу Плухгед. Это огороженное, уединенное место всего лишь в двадцати-двадцати пяти метрах от железной дороги. Я сама потеряла равновесие от чистого ужаса, когда мимо промчался поезд. Такое чувство, что лежишь на рельсах, и я уверена, что Плугхед отреагировала именно на это.

Муландер задумался и почесал щетину – доказательство того, что последние сутки он работал нон-стоп.

– Какой адрес?

– Улица Гамла Раусвеген. По-настоящему милое местечко с несколькими маленькими прудиками.

– Мне кажется, я знаю, где это. Я сам был там несколько лет назад.

– Ты? А что ты там делал?

– Рыбачил. Они разводили рыбу, всевозможные сорта, и можно было поехать туда и посидеть с удочкой. Надо было только сгрести их сачком. Не совсем равная борьба. Но с другой стороны, что такое равная борьба?

Они замолчали, и Тувессон посмотрела в сторону разбитой «БМВ».

– Я слышала, что она ослепла.

Муландер кивнул.

– У тебя есть какое-то предположение, как это могло произойти?

– Пока нет. В машине не было никого, кто бы мог это сделать, и я с трудом представляю, что там находился преступник.

– Это означает воздействие извне. Так ведь?

– Я уже сказал, что пока понятия не имею. Но вернемся к улице Гамла Раусвеген. Тебе удалось попасть внутрь и что-то разглядеть?

– Только через окно. Я не хотела заходить без разрешения Хегсель.

– Ну, тогда нам придется подождать до начала недели.

– А вот и нет. – Тувессон показал подписанный ордер на обыск.

Муландер вырвал бумагу у нее из рук и стал читать.

– Вот это да.

– Дело первостепенной важности. Полиция Мальме предложила прислать сюда своих криминалистов, но я никого не хочу, кроме тебя. Если ты в силах.

Муландер расплылся в усталой улыбке.

– Последние сутки я почти не спал, и еще несколько часов никакой роли не сыграют. Мне осталось сделать здесь только одну вещь, и я заеду туда по дороге домой.

Тувессон обняла его, и обескураженный Муландер, не зная, как реагировать, предпочел просто стоять столбом.

– Спасибо, Ингвар. Что бы я без тебя делала?

– Не знаю. Но если ты меня сейчас не отпустишь, мне придется заявлять о сексуальном домогательстве.

Тувессон зашипела, как кошка, и двинулась к двери, подчеркнуто виляя бедрами. Муландер сел на водительское сиденье «Пежо» и опять принялся посыпать порошком все места, где могли остаться отпечатки пальцев.

Большинство криминалистов использовали золотистый или серебристый порошок и прозрачную желатиновую фольгу. Муландер предпочитал старый добрый белый порошок и черную фольгу, хотя в результате получался негатив, который надо было сфотографировать, чтобы получить позитив. Но зато отпечатки были видны сразу.

Он не нашел отпечатков ни на руле, ни на приборной доске. Был только след от полотенца из микрофибры. Следы он обнаружил на рычаге открывания крышки бензобака, вокруг бардачка, на противосолнечном козырьке и на кнопках стеклоподъемника. Преступник стирал следы в спешке и пропустил менее очевидные места. Но пульс Муландера участился не от этого. Это было нечто совсем другое, и чтобы исключить малейшее сомнение, ему придется изучить отпечатки под микроскопом.

Он снял защитный слой с куска желатиновой фольги, которую срезал с угла, чтобы легче видеть, где верх, а где низ, положил фольгу на отпечаток, нажал на воздушные пузырьки и осторожно высвободил фольгу. После чего вернул на место защитный слой, и отпечаток был снят. Спустя девяносто восемь минут и двадцать два снятых отпечатка, едва не заработав позвоночную грыжу, он вышел из машины.

За свои почти двадцать лет работы криминалистом Муландер успел проанализировать целый ряд отпечатков и так натренировал глаз, что сразу видел, о каком пальце какой руки – левой или правой – идет речь, и принадлежат ли отпечатки одному человеку или разным людям. Как в этом случае. Разным.

Двум разным.