Фабиан Риск

Тувессон, Лилья и Утес были рядом. Кто-то потрогал рукой его горло и что-то закричал по-датски. Фабиан не разобрал слов, но казалось, это что-то важное. Опять послышался крик, но он не был уверен, что кто-то слушает.

Он опять закашлялся и почувствовал, как рот наполняется кровью и та течет в горло. Но теперь ему не было больно. Боль постепенно стихала. Вместе с голосами.

Наконец стало тихо.

Темно и тихо.

110

Несмотря на раннее утро, уже давно рассвело, и солнце явно намеревалось поднять температуру намного выше двадцати. Наверняка будет еще один рекордно теплый день. Машин было еще мало, но с каждой минутой движение становилось все более интенсивным, и у паромного терминала набитые вещами машины отпускников выстраивались в длинные очереди.

На пляж Фриа Бад прибывали первые отдыхающие, которые расстилали на песке свои одеяла, занимая самые хорошие места и обретая относительное спокойствие. Еще несколько часов, и пляж превратится в какофонию кричащих семей – дети с капающим на песок мороженым и усталые родители.

Магазины на пешеходной улице Куллагогатан еще были закрыты, но в кондитерской «Fahlman» на углу площади Стурторгет нанятые на лето официантки уже вовсю расставляли столы и стулья.

Вчерашние газетные афиши у табачных киосков, помимо новостей о двойном убийстве на трассе Е6 и в главной библиотеке, рекламировали солнцезащитный крем и давали советы, как не поссориться во время отпуска.

В целом, совершенно нормальная субботняя жизнь в разгаре июля.

Только одно но.

Все говорили только об этом.

Везде. По всей стране.

О том лице, которое еще не попало на газетные афиши, но, несмотря на это, бросалось в глаза, как только люди выходили из дома.

Оно было на автобусах и на автобусных остановках. На рекламных тумбах и на электричках.

Те, кто уже прочитал в Сети, объясняли всем остальным и отвечали на их вопросы. Объясняли, что это не какая-то странная реклама. Что скоро все будут узнавать анонимное лицо, лицо Торгни Сёльмедаля.

И узнают, что он это сделал.

111

Фабиан Риск вздрогнул и осознал, что лежит с закрытыми глазами. Значит, он жив. Он попытался пошевелить пальцами, но не знал, получилось ли. Вместо радости и облегчения он испытывал сплошную черную тоску. Он опять стал думать о цифрах, которые никак не давали ему покоя.

Он так замерз, что весь дрожал, хотя чувствовал, что лежит под толстым одеялом. Он попытался подумать о чем-то другом, но цифры настойчиво напоминали о себе, возвращаясь и повторяясь до бесконечности как навязчивая идея.

Его спасли Лина, Сесилия, Анника и Лена. Четыре человека. Четверо выживших. Вместе с ним получается пять. Пятеро из двадцати одного. Шестнадцать его бывших одноклассников лишились жизни, считая Ингелу Плугхед. С классной руководительницей будет семнадцать. Один-семь. Беспрецедентная катастрофа. Правда, трое из них, кто находится далеко от Швеции, остаются под вопросом, но Фабиан не питал иллюзий. Торгни Сёльмедалю в целом удалось осуществить задуманное.

Сам он по всем мыслимым фронтам потерпел фиаско.

Двадцать, считая датского полицейского и двух надзирателей.

И это даже без Метте Луизе Рисгор.

Фабиан открыл глаза и увидел потолок с лампами дневного света и перфорированными плитами цвета прокуренных зубов. Помещение было ему знакомо. Он был здесь не так давно. Повернув голову, насколько позволяла боль, он увидел, что на соседней кровати лежит Теодор. Теодор не спал. Он посмотрел на отца и встретился с ним взглядом. Оба молчали. Словно тишина именно сейчас представляла для них наивысшую ценность, и ее нельзя было нарушать ни при каких обстоятельствах. И все же они многое скажут друг другу. Со временем. Так много ничего не значащих «прости». Так много натужных объяснений. Обещаний, которые никогда не будут исполнены.

Теодор протянул ему руку. Фабиан взял ее в свою и почувствовал, как тепло растекается по руке, а потом и по всему телу.

Эпилог

Спустя восемь суток после событий в СИЗО Хельсингборга Андерс Андерссон по-прежнему находился с семьей в отеле «все включено» в Алькудии на Майорке. Хотя он не прочел ни одной газеты, он не мог не знать, что произошло. Об этом не говорил только ленивый, и уже через двое суток все в отеле знали, что он учился в том самом классе, и вели бесконечные разговоры об ангелах-хранителях и везении.

Сам Андерс во все это не верил, но что он знает? Может, они и правы, подумал он и, заказав в баре еще одно пиво, открыл последнюю взятую с собой коробочку с жевательным табаком, будучи в неведении, что три недели назад в нее что-то впрыснули с помощью шприца.

Несмотря на все старания врачей, он вскоре скончался.

Через трое суток после того, как у Лотты Тинг кончился отпуск, ее нашли в ящике в ее винном погребе по адресу улица Колбьернсенс, 12, Осло, со связанными за спиной руками и ногами. Согласно судмедэкспертизе, по причине жаркого лета она мучилась не больше пяти дней.