Фабиан Риск

Если бы она только могла за что-то ухватиться, за что угодно, и стащить себя с койки, чтобы все поняли, что происходит. Но ничего не получалось. Она только могла лежать, уставившись в потолок, где одна лампа дневного света сменяла другую.

Еще лица. Повсюду беременные мамы и будущие папы. Акушерки и врачи. Все так близко и одновременно так далеко. Звук открывающихся дверей. Лифт и голоса других посетителей. Двери лифта, которые закрылись за ней. Или открылись?

И вот она опять наедине с врачом, который насвистывает мелодию, эхом отдающуюся от толстых стен. Это единственное, что она может слышать. Кроме своего собственного дыхания, напоминающего о детстве, когда она болела астмой. Иногда ей приходилось прерывать игры и хватать ртом воздух, и она чувствовала себя совершенно беспомощной. Сейчас она была такой же маленькой и беззащитной, и больше всего ей хотелось сдаться и расплакаться. Но она не могла даже этого.

Лампы на бетонном потолке остановились, и она увидела, как ее ноги переложили на носилки, а вслед за ними и верхнюю часть туловища. «Вы скоро поймете», – сказал врач. Каким образом она сможет понять? Она вспомнила о пластическом хирурге из Мальме, который впрыскивал что-то своим пациентам, чтобы они не могли оказать сопротивление, когда он их насиловал. Но почему кому-то захотелось ее изнасиловать?

Ее внесли в карету скорой помощи ногами вперед, и она решила сосредоточиться на звуках. Дверь со стороны водительского сиденья закрылась, и завелся двигатель. Они тронулись и свернули на запад на улицу Рингвеген, а потом двинулись по улице Хорнсгатан в сторону района Хорнстуль, откуда выехали из города по мосту Лильехольмсбрун. До этого момента она без проблем следила за своим передвижением. Стало труднее, когда они заехали на развязку, делая один виток за другим, и постепенно Софи перестала ориентироваться в пространстве.

Примерно через двадцать минут они притормозили и остановились. Они могли вернуться в больницу с тем же успехом, что и приехать в любое другое место. Она услышала, как открываются гаражные ворота, скорая проезжает еще около тридцати метров, а потом глохнет двигатель.

Двери открываются, ее вытаскивают из машины и везут дальше на каталке. На потолке лампы дневного света опять сменяют друг друга. Ход ускоряется; шаги врача отзываются эхом и, в конце концов, останавливаются. Звяканье ключей и отрывистый звук, после чего начинает работать электродвигатель.

Ее вкатили в темную комнату, и, судя по звуку, за ней что-то закрылось. На потолке зажглась яркая лампа, осветив удлиненный стол. Софи не смогла разглядеть, каких размеров комната и есть ли в ней окна. Она видела только лампу и стол, вокруг которого стояло несколько аппаратов. Ее подкатили к столу, и тогда она заметила, что он обернут полиэтиленовой пленкой, снабжен крепежными ремнями, а немного ниже середины в столешнице проделана дырка диаметром примерно десять сантиметров. Рядом находится металлический стол, покрытый белым полотенцем, на котором в ряд лежат хирургические инструменты.

Только теперь до Софи Леандер дошло, в чем дело.

Увидев все эти ножницы, зажимы и скальпели, она прекрасно все поняла.

Почему ее увезли.

И что ее ждет.

2

Фабиан Риск прочел сообщение еще раз и только потом оторвал глаза от мобильного. Его встретил вопросительный взгляд классной руководительницы.

– Мне жаль, но, похоже, она не сможет прийти.

– Вот как? Ну, ладно, – классная руководительница явно дала понять, что она думает на этот счет.

– А что, мамы не будет? – У Матильды был такой вид, словно она скорее прыгнет с моста Вестербрун, чем согласится на проведение беседы с родителями без Сони. И Фабиан ее понимал. Последнее время он по разным причинам пропускал эти беседы, и хотя Матильда уже училась в третьем классе, даже не помнил, как зовут классную руководительницу.

– Матильда, к сожалению, маме надо работать. Ты ведь знаешь, как бывает перед открытием выставки.

– Но она же обещала прийти.

– Я знаю. Уверяю тебя, она так же расстроена, как и ты. Но уверен, что все пройдет хорошо. – Он потрепал дочь по голове, ожидая поддержки от классной, но та в ответ улыбнулась такой ничего не значащей улыбкой, словно они играли в покер.

– Перестань, – Матильда отвела его руку и поправила розовые заколки в темных волосах до плеч.

– Что касается мотивации Матильды к учебе и способности следить за ходом уроков, то тут все учителя отзываются только положительно. – Классная листала свои бумаги. – По шведскому и математике она одна из лучших… – Она замолчала, посмотрев на мобильный Фабиана, который завибрировал на столе.

– Извините, – Фабиан перевернул мобильный и, к своему удивлению, увидел, что звонит Херман Эдельман – его давний начальник в Государственной криминальной полиции в Стокгольме. Несмотря на свои шестьдесят лет, Эдельман всегда был в курсе всех дел и до сих пор остался поборником правды. Честно говоря, если бы не Эдельман, Фабиан не стал бы хорошим следователем.