Фабрика #17

Выяснилось, что документы в оформлении, но женщина заехала по договоренности и даже порядок не навела. С бумажками дело может затянуться, а где-то жить надо.

– Меня, кстати, Рея зовут, – представилась она и подала руку. Он растерялся и остался стоять истуканом. Она опустила руку.

– Странное имя, не встречал такого, – сказал он, заподозрив, что это короткая форма полного имени. Валерия? Калерия? – Есть что-нибудь холодное, приложить к глазу?

Рея полезла в холодильник и извлекла очередную банку с вишневым повидлом. Кроме повидла, оставшегося от Нины Григорьевны, на полках ничего не было. Приложил склянку к щеке и сидел, наслаждаясь холодком.

Рея предложила чаю. Не отказался, хотя предпочел бы кусок жареного мяса или тарелку супа на бульоне.

Пока чайник закипал на плите, налаживал дружеские отношения с новой соседкой и допытывался, не страшно ли ей жить в квартире, где произошло убийство. Она отвечала, что у мест с подобной историей цена ниже, а сама она равнодушна к таким вещам и ничего не боится.

Тогда он разошелся и в подробностях описал события того дня, когда обнаружил Нину Григорьевну мертвой в собственной кухне. Рея качала головой и удивлялась, но Коренева не оставляло ощущение, что над ним подтрунивают.

– …здесь разлилась целая лужа крови, – показывал он на стол. – А сама она с вырезанным языком сидела спиной к двери!

– Не может быть? Прямо здесь? – она прятала улыбку.

– Именно, – подтвердил он и добавил с легкой обидой на несерьезность, с которой его слушали. – Это очень серьезно.

– Конечно, какие тут шутки, – заверяла она. – Смерть – дело серьезное. Вы же ее боитесь?

– Да, – сказал Коренев. – Всем боязно умирать.

– Неправда. Мне не ни капельки страшно.

– Совсем?

– Абсолютно! – заявила она, словно ей доводилось околевать по пять раз на дню. – Это легко. Хрясь! – и тебя нет, и проблем нет. Жить намного страшнее и сложнее, поверьте, я знаю.

Лицо ее стало серьезным, и Коренев поверил.

– Чем занимаетесь? – спросила она.

– Я журналист. Беру интервью, делаю репортажи…

– На телевидении?

– Нет, – смутился он. – Пишу для газеты «Вечерний город». Читали?

– К сожалению, не имела возможности ознакомиться с этим прекрасным изданием. Я не местная, переехала из Лопухова.

– Знаю, жил там, – обрадовался Коренев. – Институт закончил и проработал около года в местной газете, называлась «Лопуховские новости».

– Удивительное совпадение. Почему решили переехать?

– Не знаю, как объяснить… Понимаете, так бывает – просыпаешься и замечаешь, что все вокруг тебя ненавистно и вызывает раздражение. И хочется бросить к чертовой бабушке и уехать к черту на кулички, чтобы не видеть ни этих улиц, ни квартиры, ни города.

– Вы часто поминаете нечистую силу, – заметила Рея. – Не надо чертыхаться, иначе ОН может пожаловать и сильно насолить.

– Ненавижу суеверия, – отмахнулся Коренев. Он не верил в приметы: не переступал порог, чтобы передать деньги, не плевал через плечо, возвращался столько раз, сколько требовалось, и самое главное – не говорил «крайний» вместо «последний».

Некоторое время обсуждали Лопухов. По рассказам Реи, с момента последнего посещения Кореневым город не изменился. Упоминания общественных мест соответствовали его воспоминаниям, словно с тех самых пор Лопухов законсервировался, как доисторический жук в янтаре.

– А к нам зачем переехали? Работу нашли?

Рея ответила, что к поиску работы еще не приступала. Просто проснулась и решила что-то изменить в жизни, прямо как Коренев. Она улыбнулась, и уголки ее рта разошлись чуть ли не ушей.

Он не поверил. Не бросают работу и не переезжают в другой город без веской причины. К тому же, не каждому под силу в одночасье приобрести новое жилье, если он не миллионер. Рея пояснила, что продала старую квартиру, доставшуюся в наследство от бабушки по линии отца, и выручила за нее предостаточно.

– Не голодны? – она сменила тему.

Он признался, что не отказался бы перекусить. Чашка чая раззадорила аппетит. Рея порылась в шкафчиках, обследовала холодильник и вынесла диагноз:

– Есть свежий батон и повидло. Можно намазать на хлеб и получатся бутерброды…

Нина Григорьевна в этом году запаслась повидлом на совесть. Подразумевалось, что большая его часть будет в виде булок и пирогов скормлена Кореневу. Само собой, некоторое количество банок перешло Тамаре и ее родителям во время очередного визита к родственникам.

Казалось, он в жизни не сможет есть вишневое повидло, однако, голод был силен, и никакие ощущения не смогли его перебить. Рея поставила на стол банку и батон. После шуршания по ящикам отыскала нож и принялась на бамбуковой доске нарезать хлеб тонкими кусками.

Нож оказался тот самый, с фиолетовой ручкой. Коренев взопрел.

– Откуда у вас эта штука? – он не отводил глаз от широкого блестящего лезвия.

– В ящике нашла. Что-то не так?

– Именно таким была убита Нина Григорьевна. Я думал, он на экспертизе.

– Удивительно. Возможно, это другой нож, похожий. Набор из одинаковых предметов, – Рея укладывала куски хлеба с повидлом на огромное блюдо, украшенное фотографией трех собак.

Такое же блюдо оставалось лежать у него на кухне.