Фабрика #17

Тема сменилась на обзор политической и экономической ситуации в Зимбабве, но Коренев дал себе очередной зарок молчать и не высказывать мнение, чтобы лишний раз не схлопотать по лицу.

По вечерам он возвращался в вагончик и падал на лежак без сил. Переутомленные мышцы гудели и не давали заснуть. На руках образовались толстые мозоли, благодаря которым он смело брал лопату без всяких перчаток и смог бы играть на гитаре, если бы умел.

Однообразие работы выматывало и лишало чувства реальности. Бесконечность подчеркивалась неизменным объемом кучи – сколько вшестером не гребли лопатами, она не уменьшалась. В первые дни сохранялся оптимизм, что в двенадцать рук они эту гору быстро разберут, но на третьи сутки надежда на светлое будущее и оптимизм умерли в одной могиле в посмертных объятиях.

Для оценки прогресса Коренев подсчитывал количество выброшенных в яму корыт, но на двадцатом потерял счет и всякое желание что-либо считать по причине бессмысленности. Стало казаться, что смысла нет ни в чем.

В конце трудового дня приходил бригадир, окидывал опытным взглядом кучу, прищуривался и писал в журнал объем выработки – три кубических метра. И двадцать семь сотых. Удивляло, откуда бралась дробная часть. Не иначе как с потолка.

Во время вечернего отдыха бригадир возился с бумажками. Покончив с этим чрезвычайно важным делом, он переодевался в чистое и уходил.

Коренев оставался наедине с мыслями и подолгу ворочался на неудобном лежаке, припоминая прошлую жизнь, словно далекий мираж, в котором он мог выбирать между Ленкой, Тамаркой и подружками Виталика.

#23.

Была в работе и неожиданная положительная сторона. Мозоли приобрели толщину и надежно защищали руки от шершавого древка, а благодаря силовым нагрузкам, он мог махать лопатой целый день, как заведенный, словно рекламный заяц на батарейках.

На удивление, упражнения со снарядом ему понравились, и он решил заняться собственной спортивной формой после побега с фабрики – законного или незаконного.

Приходил к куче Подсыпкин, смотрел, как залихватски Коренев заполняет смолой корыто в три приема.

– Какое неэффективное использование квалифицированных кадров! – возмущался он.

– Я неквалифицированный, – возражал Коренев. – Я журналист.

– Вам с бумагой и нужно работать! Каждый обязан заниматься своим делом, – сказал Подсыпкин. – Я этого так не оставлю и непременно что-то придумаю!

– А может, не надо? – взмолился Коренев. Он переживал, как бы от помощи не стало худо. Еще обвинят в революционной деятельности, тогда вообще свободы не увидишь.

– Не бойтесь, за спрос у нас не бьют. Пока. Но в свете последних тенденций ситуация в любой момент может поменяться в худшую сторону.

Подсыпкин пытался проводить агитационную работу среди прочих работяг. Он зазывал их в «самый честный и независимый профсоюз», но они не прониклись, прогнали его взашей и едва не надавали по хребту лопатой. Подсыпкин печалился, что рабочие не хотят сражаться за соблюдение собственных прав и не желают вливаться в ряды борцов за справедливость.

– Низкая социальная сознательность! Учить и учить этих людей быть свободными! – намекнул он на свою тяжкую долю, состоящую в необходимости жертвовать здоровьем ради всеобщего блага.

Коренев задумался над тем, что Подсыпкин подразумевал под работой с бумагами, и по рассеянности загнал лопату слишком глубоко в тягучую смолистую субстанцию, название которой так и не выяснил. Когда попытал подцепить получившийся кусок, раздался хруст, а следом громкий треск. Некачественный черенок лопнул в руках, оцарапал пальцы и загнал в ладонь занозы. Кроме того, что-то попало в глаз и при каждом опускании верхнего века резало в уголке.

– Живой? – спросил испуганный сосед. Все перестали копать и уставились на обломки черенка.

– В глаз попало, – Коренев моргал до слез и натирал веко рукой.

– Не три, хуже станет! – сказали ему. – Нужно в медпункт идти.

Он ответил, что не имеет ни малейшего понятия, куда идти, и вообще плохо видит. Тогда его взяли под локоть и повели. Он обнаружил, что когда веки закрыты, боль уменьшается, и так и пошел вслепую, направляемый провожатым. Изредка приоткрывал здоровый глаз, чтобы убедиться в отсутствии препятствий на дороге. Саднили ладони, но на них внимания не обращал.

Медпункт оказался неподалеку. Коренева завели в кабинет, выгнали провожающего и приступили к процедурам.

– Какой глаз? Веко?

– Левый. Верхнее.

– Сейчас сделаем. Ага, вот мы ее… – медсестра одной рукой проводила манипуляции, а другой удерживала голову. Запах фиалковых духов ударил в нос.

После не совсем приятных мгновений, Коренев проморгался.

– Кажется, помогло, – проговорил неуверенно. Глаз не резало, но ощущение дискомфорта оставалось.

– Вот и отлично, – тихо сказала медсестра с биркой «Алина». – Я вам капли закапаю для профилактики. Пару капель и станет легче. Где же вас так угораздило?

– Ветром надуло, – соврал он, не желая признаваться, что в чине чернорабочего выгребает лопатой грязь из кучи.