Фабрика Дьявола

Он обошел кресло пилота. Ощущение безысходности положения терзало его, но все же не настолько, чтобы протест против бесчестности Саттни полностью угас.

— И куда же мы теперь отправимся? — язвительно осведомился он. — Если я должен лететь на маршевых двигателях, то должен знать куда.

— Это вовсе не обязательно, — тотчас же возразил Саттни. — Наш план мы можем осуществить в любой части Галактики. Поэтому держите курс, куда хотите, только остерегайтесь залетать в пределы Андромеды. Это все!

Гюнтер Челлиж усмехнулся. Потом кивнул.

— Как вам будет угодно. Вся ответственность за это лежит на вас.

— А это уж не ваша забота. Я перенесу это, — язвительно парировал Саттни.

Челлиж со всей медлительностью, на которую только был способен, приступил к священнодействию за пультом. Он протянул руку, чтобы нажать одну из кнопок, но со стоном убрал ее и схватился за голову. Стараясь выиграть время, он сдавленно захрипел, словно ему стало дурно. Так он выиграл еще полторы минуты, чтобы окончательно прийти в себя и обдумать тысячи пришедших ему в голову вариантов. Он обдумал и отбросил эту тысячу вариантов и набрал пятьсот новых. Все они никуда не годились — это он понял быстро. Не было никакой возможности, которую он мог бы использовать. Все идеи содержали огромный риск для него самого. Но после раздумья он понял, что должен пойти на этот риск.

Все теперь зависело от того, знает ли Саттни назначение одной из кнопок на огромном пульте управления. Кнопка эта не была подписана. Зато она была большой и ярко-красной, и каждый, кто хоть раз сидел за пультом “Газели”, знал ее назначение. Это была кнопка включения бортовой тревоги. Бортовая тревога, пока корабль находился на посадочном поле, поднимает всех, кто находится на этом поле. С того мгновения, когда Челлиж нажмет на красную Кнопку, и до того, когда на поле появятся отряды спасателей, пройдет самое большее двадцать секунд. Потом старт станет уже невозможен, и Саттни с Роане попадут в свою собственную западню.

У Гюнтера Челлижа, однако, было подозрение, что в таком случае они предпочтут умереть и убить его, чем сдаться. Это был риск, на который он должен был решиться.

Кнопка располагалась на самом верху пульта таким образом, чтобы никто не мог нажать на нее по неосторожности. И для того, чтобы добраться до нее, Челлижу нужно нагнуться далеко вперед. Он не сделал этого, потому что, даже не оглядываясь, был уверен, что Роане стоит позади него, направив ствол пистолета ему в спину. Он стал нажимать ряд клавиш, которые находились под кнопкой тревоги и пока не выполняли никаких функций, так как приборы, которыми они управляли, не были еще включены. Рука его продвигалась все дальше и дальше, а сам он все больше и больше наклонялся вперед.

Он не решался оглядываться, боясь, что, если обернется, они могут заметить его неуверенность. Но он сделал паузу, когда головная боль стала сильнее, и прислушался. Позади него ничего особенного не было слышно. Все, что он мог слышать, — это тяжелое дыхание Роане.

Он снова упал в кресло, чтобы выиграть еще немного времени. Теперь он, наконец, будет работать с кнопками наверху пульта, и ни у кого не вызовет подозрения, если он нагнется еще дальше вперед.

Наклонившись вперед и нажав еще пару переключателей, он внезапно выбросил руку в направлении желанной кнопки.

То, что было затем, произошло настолько быстро, что позже он не мог припомнить последовательность событий. Боль словно кипятком захлестнула руку, пронзила его всего прежде, чем он успел нажать кнопку. Сразу же послышалось шипение, а на панели возле экрана начали вздуваться пузыри. Пара капель расплавленного металлопластика, сбегая вниз, застыла прежде, чем достигла панели пульта.

Все это Челлиж увидел с поразительной четкостью, до мельчайших подробностей, хотя чудовищная боль в руке уже начала угнетать его сознание. Он понял, что Саттни переиграл его, разгадал его намерения и выстрелил ему в палец в то самое мгновение, когда он хотел уже коснуться кнопки тревоги.

Гнев и отчаяние от неудавшейся попытки были столь же велики, как и боль от раненой руки. На пару мгновений Челлиж потерял способность мыслить, и только резкий голос Саттни вывел его из этого состояния.

— Вы имели возможность убедиться, Челлиж, что мы не потерпим никаких шуток! А теперь принимайтесь за работу и делайте то, что от вас требуется!

Челлиж был сломан и раздавлен и не мог теперь оказать какого-либо сопротивления.

Он раньше так часто проводил подготовку “Газели” к старту, что теперь его руки словно во сне сами двигались по пульту. Ему не нужно было задумываться над своими действиями, и это было весьма кстати, потому что рассудок его был переполнен мыслями об унижении и поражении и гневом на Саттни и Роане, так что для чего-либо другого у него просто не оставалось времени.