Фабрика кроликов

Лейтенант Килкуллен ждал нашего возвращения с пресс-конференции. Вместе с ним ждала незнакомая нам женщина пяти футов двух дюймов ростом, чуть больше тридцати лет от роду, с минимумом косметики и в брючном костюме без намека на изюминку.

– Отличная работа, парни, – похвалил Килкуллен. – Рад представить вам Шэннон Трош. Шеф поимеет меня раскаленной кочергой, если слава полиции Лос-Анджелеса в деле «Ламаар» будет хоть на йоту тусклее славы ФБР. Шэннон – ваш личный журналист. Она возьмет у вас интервью и вообще оформит все в лучшем виде.

Я пожал маленькую руку.

– Неужели нам действительно нужен журналист?

– Вам, может, и не нужен, – парировала Шэннон, – а вот департаменту полиции просто необходим. У нас и так пустых статей выше крыши. Я не один год ждала появления полицейских-героев. – Шэннон приблизилась к Терри и заглянула в лицо: – Я слышала, во время взрыва вас изрешетило мелкими осколками?

– Да, но я могу замаскировать шрамы тональным кремом, – отвечал Терри.

Шэннон рассмеялась:

– Нет уж, не надо. Больше шрамов, хороших и разных – они положительно влияют на тиражи.

– В таком случае завтра побреюсь армейским ножом, – пообещал Терри.

Следующий час прошел за интервью. Шэннон сказала, что надо потренироваться перед завтрашним днем.

Назавтра она заехала за нами в четыре утра. Мы прибыли на телестудию, где в прямом эфире оживленно побеседовали с Кэти Курик в шоу «Сегодня» – специально для уже проснувшихся жителей Восточного побережья. Без пятнадцати пять мы не менее оживленно побеседовали с Дайаной Сойер в шоу «Доброе утро, Америка». Терри проявлял нездешнее мужество.

Затем последовал шквал интервью для газет и радио. А в пятницу дело приняло совсем уж серьезный оборот – нас пригласили в шоу «Сегодня вечером».

Продюсеры сообщили, что Джей Лено будет брать у нас интервью с подобающим случаю достоинством.

– Впрочем, Джей ведь комик, так что не обижайтесь, если он станет искать повода посмешить публику.

Лено был великолепен.

– Итак, ребята, теперь, когда вы выиграли Суперкубок по раскрытию убийств, – произнес он, и мы напряглись, – вы, наверно, на радостях отправитесь в Диснейуорлд.

Съемочная группа выдала ожидаемый взрыв смеха.

И все же против нашего Терри и Джей Лено – слабак. На вопрос о том, как развивались события после взрыва, изранившего Терри лицо, последний ответил:

– Меня доставили в больницу. Лежу я на каталке, и вот входит доктор. «Не волнуйтесь, – говорит, – я один из лучших пластических хирургов в Лос-Анджелесе и работал со звездами первой величины». – «Это с кем же конкретно?» – спрашиваю. А он отвечает: «С Вупи Голдберг». И тогда я его застрелил.

Вот тут-то и раздался гомерический хохот съемочной группы.

Запись закончилась в шесть вечера, и мы с Дайаной поехали к Большому Джиму – ужинать и смотреть шоу.

После ужина Фрэнки спросил, нельзя ли нам поговорить наедине. Мы пошли в кабинет Большого Джима, расположенный в дальнем конце беспорядочного дома. Стены там были обшиты дешевыми сосновыми панелями, отсылавшими посетителя в добрые пятидесятые. Пол покрывали разномастные куски ковролина, не нашедшие применения в других комнатах. «Все равно у меня башмаки вечно грязные, так какой смысл тратиться на хороший ковер?» – объяснял Джим.

В углу помещался стол, который Джим смастерил из старой амбарной двери, а также пара стальных тумбочек о двух ящиках каждая – лет тридцать назад Джим нашел их на свалке в «Юниверсал».

Четыре книжных шкафа, выкрашенных в темно-зеленый цвет с целью создать впечатление, будто они из одного комплекта, подпирали каждый свою стену; при распределении шкафов по стенам Джим руководствовался одним-единственным соображением – влезет шкаф в отведенное ему пространство или не влезет. Шкафы он забил руководствами по ремонту легковых и грузовых автомобилей, каталогами запчастей, квитанциями и счетами, не уместившимися в тумбочках, и прочим хламом, глядя на который ностальгировал по своей должности бригадира дальнобойщиков.

В комнате пахло пылью, плесенью и старыми башмаками. Видно было, что ни пылесос, ни «Мистер Мускул» не переступали порог папиной берлоги. «Я здесь прекрасно ориентируюсь, – говорил Джим, – а уборщица мне весь мировой порядок нарушит».

Мама придерживалась иной точки зрения: «Даже если пустить в этот бедлам разъяренного быка, хуже не будет».

А мы с Фрэнки любим кабинет Джима. В детстве именно туда мы приходили за сказкой на ночь. В юности именно там раздавили с отцом каждый свою первую бутылку пива.

– Слушай, Фрэнки, сколько же у нас связано с этим логовом!

– И не говори, – отозвался братец. – А знаешь, мне понравилась твоя подруга.

– А я до сих пор под впечатлением от твоей подруги.

– Встреть ты ее пару месяцев назад, был бы о ней лучшего мнения, – заметил Фрэнки. – Пока я не приделал ноги ее пятидесяти штукам, она была сама нежность.

– Ты уж постарайся больше не вляпываться, – попросил я.

– Вот за этим-то я тебя и вызвал на два слова. Брат, ты слыхал о «Клэймор-хаус»?